3.11.2017 в 22:48 · Pavlofox · 46 470

Топ 10 Лучшие книги по философии

Лучшие книги по философии вобрали в себя всю мудрость веков, которую удалось великим мыслителям изложить на бумаге. Они учат человека быть мудрым, заставляют мыслить совсем иначе и освещают вопросы, которые находились за завесой тайны на протяжении нескольких столетий. Мировая библиотека хранит множество философских работ, которые являются настоящим достоянием всего человечества. В ниже представленный список вошла лишь самая малая часть лучших трудов великих мыслителей всех времен.

10. Слова и вещи | Мишель Фуко

(Мишель Фуко) открывает список лучших книг по философии. Это единственный труд философа на сегодняшний день, который доступен на русском языке. Одна из самых неоднозначных и сложных творческих работ Фуко, где рассматривается мыслителем сдвиг в истории западного знания. Рассматривается вопрос о том, что в западной культуре 19 столетия возникла определенная форма мышления, которая свойственна гуманитарным наукам. Писатель отдельно выделяет три различных конфигурации знания - это ренессансная, классическая и современная.

9. Творческая эволюция | Анри Бергсон

«Творческая эволюция» (Анри Бергсон) - одна из лучших философских работ. Можно смело сказать, что данная книга сосредоточивает в себе не только взгляды самого мыслителя, но и представляет собой идею целого философского направления. Одна из ключевых работ французского философа претендует на звание трактата по философии эволюции. По мнению самого мыслителя эволюция дает осознание того, что материя «скорее течение, чем вещь», а двигателем эволюции является «жизненный порыв». Книга содержит большое количество фраз, которые превратились в «крылатые» и стали афоризмами.

8. Свобода воли | Сэм Харрис

(Сэм Харрис) - один из лучших философских трудов великого мыслителя. Эта книга в которой освещаются такие вопросы, как: имеется ли на самом деле у человека свобода воли и несет ли он неоспоримую ответственность за свои деяния. Харрис предполагает, что все же действия человека во многом определяют гены, а не общество или воспитание. Люди, считающие себя и других личностями, убеждены, что имеют свободу выбора. Однако автор книги развенчивает это убеждение в своем философском труде. Он пошагово аргументирует, что в принципе свободы воли не существует.

7. Второй пол | Симон де Бовуар

(Симона де Бовуар) по праву входит в десятку лучших книг по философии. Одна из самых известных работ великого мыслителя второй половины 20 века рассказывает об отношении к женщинам на протяжении всего существования человечества. Эта книга с феминистическим уклоном, поэтому будет интересна прежде всего женщинам. На написание труда у де Борвуар ушло около полутора лет. Получившийся двухтомник был включен Ватиконом в список запрещенных к прочтению книг. Первый том получил название «Факты и мифы», второй - «Жизнь женщины». Этот философский труд прежде всего о нелегкой судьбе женщин на протяжении всей истории человечества.

6. Жизнь ума | Ханна Арендт

(Ханна Арендт) - одна из лучших работ немецко-американского философа, имеющего еврейские корни. Это последний и наиболее значительный труд великого мыслителя 20 века. В этой книге Арендт проводит собственное исследование смысла слова. Философ сумел завершить только первых два тома под названиями «Мышления» и «Воления». Третьему тому под названием «Суждения» так и не было суждено появиться, так как Ханну Арендт настигла смерть. Один из самых значимых политических и мыслительных деятелей внесла большой вклад в философию.

5. Язык, истина и логика | А. Дж. Айер

(А. Дж. Айер) - один из лучших философских трудов современности. Книга является одной из самых издаваемых по аналитической философии. Книга является источником поворота в лингвистике, что в свою очередь в некоторой степени измененило образ философии 20 столетия. Таким образом, «Язык, истина и логика» служит формированием образа философии не только в глазах проффесионалов-философов, но и среди обычных людей. Особой популярностью данный труд пользуется в Англии, где на сегодняшний день выпущено более одного миллиона экземпляров.

4. Бытие и время | Мартин Хайдеггер

(Мартин Хайдеггер) - одна из лучших книг по философии, которая определила целое направление в науке всех наук. Основные темы научного труда - одиночество, чувство заброшенности и смерть. В книге прослеживаются отголоски трудов таких выдающихся писателей постмодернизма, как Сартр и Камю. В этой работе Мартин Хайдеггер создал собственный стиль языка, на котором в очень сложной форме излагает свои мысли. «Бытие и время» - книга сложная к восприятию, требующая глубокой вдумчивости, ее понять дано далеко не всем.

3. Об обязанностях | Цицерон

Философский труд (Цицерон) открывает тройку лучших книг по философии. В этой тотальной работе, проделанной Цицероном освещаются многие политико-правовые проблемы. На его мировоззрение в этой книге большую роль оказали труды таких мыслителей, как Аристотель и Платон. Государство для Цицерона есть ни что иное, как всеобщее достояние народа. Основной причиной возникновения государства по мнению мыслителя заключается в потребности существовать в коллективе. Обязанности каждого человека, являющегося гражданином государства, согласно Цицерону, заключаются в справедливости, благопристойности и величии духа. Справедливость в понимании Цицерона - это не вредить окружающим тебя людям.

2. Никомахова этика | Аристотель

(Аристотель) входит в список лучших философских работ древних мыслителей. Это одно из трех этических сочинений Аристотеля. В работе освещены такие темы, как высшее благо, счастье, добродетель. По мнению философа истинное благо и счастье заклюяается в добродетелях, которым он учит в соем труде. Объемная работа мыслителя всего включает в себя девять книг.

1. Беседы и суждения | Конфуций

» (Конфуций) завершает список лучших книг по философии. Один из самых выдающихся мыслителей за всю историю оказал большое влияние на философию. Его диалоги, заметки и афоризмы были записаны его учениками, после чего были изданы под названием Лунь-юй, что в переводе и означает «Мысли и суждения». На протяжении многих веков этот трактат считался обязательным для заучивания во многих высших учебных заведениях мира. На русский язык книга была переведена лишь в начале 20 века. Основные темы книги - милосердие, справедливость и здравый смысл.

Что ещё посмотреть:

Философствование есть особая форма жизни. Философ должен отказаться от общепринятых верований, «все философские допущения добывать собственными средствами». Философия ищет в качестве реальности именно то, что обладает независимостью от наших действий, не зависит от них; напротив, последние зависят от этой полной реальности. От философии неотделимо требование занимать теоретическую позицию при рассмотрении любой проблемы - не обязательно решать ее, но тогда убедительно доказывать невозможность ее решения. Этим философия отличается от других наук. Когда последние сталкиваются с неразрешимой проблемой, они просто отказываются от ее рассмотрения. Философия, напротив, с самого начала допускает возможность того, что мир сам по себе - неразрешимая проблема. Как можно жить глухим к конечным, драматическим вопросам? Откуда пришел мир, куда идет? Какова в конечном счете потенция космоса? В чем главный смысл жизни? Мы задыхаемся, сосланные в зону промежуточных вторичных вопросов.

Философию нельзя читать - нужно проделать нечто противоположное чтению, то есть продумывать каждую-фразу, а это значит дробить ее на отдельные слова, брать каждое из них и, не довольствуясь созерцанием его привлекательной наружности, проникать в него умом, погружаться в него, спускаться в глубины его значения, исследовать его анатомию и его границы, чтобы затем вновь выйти на поверхность, владея его сокровенной тайной. Если проделать это со всеми словами фразы, то они уже не будут просто стоять друг за другом, а сплетутся в глубине самыми корнями идей, и только тогда действительно составят философскую фразу. От скользящего, горизонтального чтения от умственного катания на коньках нужно перейти к чтению вертикальному, к погружению в крохотную бездну каждого слова, к нырянию без скафандра в поисках сокровищ. Хосе Ортега-и-Гассет - Что такое философия?

Философа интересует не каждая вещь сама по себе, в своем обособленном и, так сказать, отдельном существовании, - напротив его интересует совокупность всего существующего и, следовательно, в каждой вещи - то, что ее отделяет от других вещей или объединяет с ними: ее место, роль и разряд среди множества вещей, так сказать, публичная жизнь каждой вещи, то, что она собой представляет и чего стоит в высшей публичности универсального существования. Мы понимаем под вещами не только физические и духовные реалии, но также все ирреальное, идеальное фантастическое и сверхъестественное, если оно имеется. Хосе Ортега-и-Гассет - Что такое философия?

Под ногами у философа нет никакого прочного основания, твердой устойчивой почвы. Он заранее отвергает любую надежность. Хосе Ортега-и-Гассет - Что такое философия?

Философия есть высшее умственное усилие. Истинная необходимость - это необходимость для каждого существа быть самим собой: для птицы - летать, для рыбы - плавать, для ума - философствовать. Философия является основной потребностью разума. Хосе Ортега-и-Гассет - Что такое философия?

Философствовать - значит искать целостность мира, превращать его в Универсум, придавая ему завершенность и создавая из части целое, в котором он мог бы спокойно разместиться. Философия - это познание вселенной, или всего имеющегося. Вся философия - парадокс, она расходится с нашими естественными представлениями о жизни, потому что подвергает теоретическому сомнению даже самые очевидные, бесспорные в обычной жизни верования. Философия - это могучее стремление к прозрачности и упорная тяга к дневному свету. Ее главная цель - вынести на поверхность, обнажить, открыть тайное или сокрытое. Хосе Ортега-и-Гассет - Что такое философия?

Философия начинается с заявления, что внешний мир не относится к исходным данным, что его существование сомнительно и что любой тезис, в котором утверждается реальность внешнего мира, не очевиден, чуждается в доказательстве; в лучшем случае он требует для обоснования иных первичных истин. Точное выражение того, что утверждает философия, таково: ни существование, ни не существование мира вокруг нас совершенно не очевидны, стало быть, нельзя исходить ни из того, ни из другого, поскольку это означало бы исходить из того, что предполагается, а философия взяла на себя обязательство исходить только из того, что полагается относительно самого себя, то есть на себя налагается. Хосе Ортега-и-Гассет - Что такое философия?

Первый вопрос философии состоит в том, чтобы определить, что нам дано в Универсуме - вопрос исходных данных. Хосе Ортега-и-Гассет - Что такое философия?

«Психология»

Дэвид Майерс

Книга Дэвида Майерса, американского социального психолога, исследователя и популяризатора науки, написана для студентов психологических факультетов, но рекомендуют ее, в общем-то, всем интересующимся. Восемьсот с лишним страниц этого учебника охватывают все аспекты общей психологии: от генетики и развития ребенка до мотиваций и психических болезней. Особое уважение поклонники Майерса питают к многочисленным иллюстрациям, цитатам и ссылкам на современные исследования.

«Иногда реакция возбуждения на одно событие переключается на реакцию на следующее событие. Представьте себе, что после взбадривающей пробежки вы вернулись домой и узнали, что получили желанную работу. Имея остаточное возбуждение после пробежки, почувствуете ли вы больший восторг, чем если получите это известие, проснувшись после дремы?»

«Введение в психоанализ»

Зигмунд Фрейд

Классика жанра. Один из главных трудов отца психоанализа в виде цикла лекций, которые он читал в 1915–1917 годах. О сновидениях, неврозах и ошибочных действиях. Теоретические принципы и методы психоанализа Фрейда вызвали мощную волну критики, но при этом повлияли на образ мыслей всех последующих психологов и психиатров.

«... невроз является следствием своего рода незнания, неведения о душевных процессах, о которых следовало бы знать. Это очень походило бы на известную теорию Сократа, согласно которой даже пороки основаны на незнании».

«Очерки по психологии бессознательного»

Карл Густав Юнг

Перевод двух томов сочинений Карла Юнга, раскрывающих основные положения его аналитической психологии. В сборнике представлены очерки, на которых во многом выросла современная психология: «Психоанализ», «Теория эроса», «Другая точка зрения: воля к власти», «Проблема типа установки», «Личное и коллективное (или трансличное) бессознательное», «Синтетический, или конструктивный, метод». Столь же важный для ознакомления с основами психологии труд, как и «Введение в психоанализ» Фрейда, но более близкий к современному пониманию предмета.

«Несмотря на многочисленные возмущенные заверения в обратном, остается фактом, что любовь с ее проблемами и конфликтами имеет фундаментальное значение для человеческой жизни и, как показывает внимательное исследование, имеет гораздо большее значение, чем это предполагает сам индивид».

Философия

«Философия: краткий курс»

Пол Клейнман

Блогер и писатель Пол Клейнман умело создает энциклопедии научных теорий. В этой книге он собрал почти все философские течения и школы: от досократиков до философии религии. Здесь есть и теория, и мысленные эксперименты, и любопытные факты из жизни философов.
«Сартр считал, что человека определяет не врожденная природа, а его сознание и самосознание, которые могут меняться. Если человек думает, что его восприятие себя определяется местом в социальной иерархии или его взгляды не могут измениться, он обманывает себя. Расхожая фраза «Я такой, какой есть» тоже не более чем самообман».

«История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе»

Карен Армстронг

Авторитетный британский религиовед, философ, публицист и бывшая послушница католического монастыря Карен Армстронг - о трех мировых религиях и их становлении: как появилась идея Бога, как она трансформировалась и что каждая из религий единобожия привнесла в его образ. Это последовательный и структурированный разбор многовекового формирования религиозного мировоззрения.

«... поскольку Бог сотворил все совершенным, «грех» - это лишь плод человеческого воображения. Бог Сам объявляет в Библии, что сделал тьму светом».

«Археология знания»

Мишель Фуко

«Археология знания» французского философа и теоретика культуры Мишеля Фуко вносит ясность во все его творчество. Так что если читать Фуко обязательно, то читать эту книгу - вообще обязательно. Она написана как дополнение к «Словам и вещам» и задает вопросы об экономических, социальных и политических условиях появления знания.

«Дискурс - это не жизнь, у него иное время, нежели у нас, в нем вы не примиряетесь со смертью. Возможно, что вы похороните Бога под тяжестью всего того, что говорите, но не думайте, что из сказанного вы сумеете создать человека, которому удалось бы просуществовать дольше, нежели Ему».

Экономика

«Как устроена экономика»

Ха-Джун Чанг

Книга корейского экономиста и доктора философии Кембриджа Ха-Джун Чанга о функционировании мировой экономики остроумна и немного жестока. Объясняя различные экономические теории, Чанг убеждает, что среди них нет единственно верного взгляда.

«Еще никто из экономистов не утверждал, что экономика может объяснить Вселенную. На данный момент ее устройство остается сферой интереса физиков - и именно в этих ученых экономисты видели образец для подражания в своем стремлении сделать экономику истинной наукой. Некоторые даже приблизились к этому: они утверждают, что их наука исследует «мир». Вот как, например, звучит подзаголовок второго тома популярной серии Роберта Франка «The Economic Naturalist» («Экономический натуралист»): «Как экономика помогает понять мир».

«Экономика всего: как институты определяют нашу жизнь»

Александр Аузан

Декан экономического факультета МГУ рассуждает о роли государства, человека, общества и собственности в экономике на примерах из современной жизни в России. Почему люди вынуждены иногда давать взятки гаишникам и никогда не торговаться в супермаркетах?

«Можно ли при такой мрачной картине жить в этом мире? Можно. Просто надо понимать: наши надежды на нечто могучее и всеблагое вряд ли могут служить нормальной точкой опоры. Опираться надо скорее на правила, которые мы можем использовать в общении между собой. Опираться надо на институты».

«Глобальная экономическая история. Краткое введение»

Роберт Аллен

В издательстве Института Гайдара ежегодно публикуются наиболее значимые экономические труды классиков и современников. Профессор экономической истории Оксфордского университета анализирует мировую экономику, начиная с этапа глобализации, и отмечает, как разные страны отвечали на ее вызовы. Особое внимание он уделяет тому, как экономический рост связан с внедрением новых технологий и совершенствованием системы образования.

«Западная Европа и США сделали (в XIX веке) экономическое развитие главным приоритетом и использовали для его обеспечения стандартный набор целенаправленных действий: создание единого общенационального рынка посредством устранения внутренних сборов и пошлин и строительства транспортной инфраструктуры...»

Культурология

«Теоретическая культурология»

Алексей Шеманов, Олег Румянцев

По сути, это энциклопедия культурологии. Книга удобно поделена на два раздела - «Концепты» и «Термины»,- в каждом из которых представлены и классические, и современные идеи культуры. В ней обсуждаются такие понятия, как множественность культуры, повседневность, локальные культуры в мире глобализации, самоидентификация человека в культуре, концепты языка и речевые практики.

«Проблема С. (самоидентификации) проявляет динамичность современной жизни и порождаемые ею конфликты. В силу неустойчивости структуры нынешнего социального бытия люди вынуждены постоянно пересматривать множество аспектов своей идентичности - профессиональной, социально-стратификационной, образовательной, экономической и пр.».

«Симулякры и симуляции»

Жан Бодрийяр

Снова классика - философский трактат Жана Бодрийяра о реальности и символах, которые ее заменили. Описать современную культуру без упоминания Бодрийяра практически невозможно. Он провозгласил эру гиперреальности, в которой общество утратило связь с действительностью. В том числе на этих идеях основаны «Матрица» и мир, в котором жил Нео.

«Нет больше зеркала ни сущего и его отображения, ни реального и его концепта. Нет больше воображаемой равнообъемности: измерением симуляции становится генетическая миниатюризация. Реальное производится на основе миниатюрнейших ячеек матриц и запоминающих устройств, моделей управления - и может быть воспроизведено неограниченное количество раз».

«Непредсказуемые механизмы культуры»

Юрий Лотман

У итоговой работы всемирно известного литературоведа, культуролога и семиотика была непростая судьба: впервые ее опубликовали в 1994 году, уже после смерти Лотмана, в плохом качестве и с опечатками. И только в 2010 году, когда ей занялось издательство Таллинского университета, монография вышла на русском языке в достойном оформлении. В книге Юрий Лотман обобщает свои взгляды на культуру, рассматривая такие ее проявления, как искусство, наука или мода, сквозь призму семиосферы.

«В сфере культуры познание ею самой себя является одной из важнейших задач. Но познание это не есть конечное постижение какой-то остановившейся точки, оно втянуто в безумную гонку и стремится сделать безнадежное: догнать объект, который есть он сам».

Социология

«Грамматика порядка. Историческая социология понятий, которые меняют нашу реальность»

Александр Бикбов

Социолог Александр Бикбов многие годы изучал советское и российское общество, особенно во время протестных движений. Рассматривая такие понятия, как «средний класс», «демократия», «гуманизм», «личность», «зрелый социализм», «научно-технический прогресс» и «русская нация», он рассказывает об изменениях, которые происходят с российским обществом последние 20 лет.

«Не став «священной», как того требовали радикальные экономисты-реформаторы и политически близкие им публицисты, через некоторое время «собственность» приобретает более скромный технический статус, закрепившись в административных, кадастровых, фискальных классификаторах».

«Социальное пространство. Поля и практики»

Пьер Бурдье

Один из наиболее влиятельных социологов XX века, Пьер Бурдье написал 35 книг и несколько сотен статей об образовании, власти и политике, культуре и искусстве, экономике и науке, массмедиа и религии. Данное издание представляет собой сборник эссе Бурдье, наиболее актуальных для современного читателя.

«...религия способствует (скрытому) утверждению тех или иных принципов структурирования восприятия и понимания мира - в частности, социального, навязывая систему практик и представлений, чья структура, объективно основанная на принципе политического разделения, предстает как естественная-сверхъестественная структура космоса».

«Теория практик»

Вадим Волков, Олег Хархордин

Олег Хархордин и Вадим Волков первыми на русском языке проанализировали и описали теорию социологии повседневности. Материал представлен в виде лекций, которые авторы читали в Европейском университете в Санкт-Петербурге, и издание можно считать, кроме всего прочего, энциклопедией теоретических подходов в социологии.

«Книга «Надзирать и наказывать», описавшая логику дисциплинарной власти с помощью генеалогии ее рождения, прямо указывала, что она анализирует практики: недаром в названии ее стоят два глагола».

философская теория литературы. Существует в трех основных вариантах: во-первых, включение литературы как равноправного компонента в контекст философии того или иного мыслителя, во-вторых, сопоставление философии и литературы как двух автономных практик с целью обнаружить их сходство и различие, в-третьих, попытки найти философские проблемы собственно в литературных текстах (условно говоря, по типологии Л. Мэки, литература? философии, литература и философия, философия? литературе).

В отличие от теории литературы, которая разрабатывается специалистами в качестве концептуального основания литературной критики, Ф. л. практикуется философами, заинтересованными в том, чтобы поместить литературу в контекст собственной философской системы. Так, в диалогах Платона поэзия рассматривается наряду с метафизическими, эпистемологическими и этико-политическими воззрениями философа. "Поэтика" Аристотеля, составляя самый ранний образец западной литературной теории, представляет собой также попытку использовать опыт греческих поэтов и драматургов в философской системе мыслителя. Если "Поэтика" Аристотеля как философсколитературное сочинение есть основа классической поэтики, то основой романтической поэтики является "Литературная биография" С. Т. Колриджа, философия литературы которого была посвящена как обоснованию универсальности творчества поэтов, так и метафизике, которая этому творчеству соответствовала. Попытки включить литературу в философские построения предпринимали Д. Юм и А. Шопенгауэр, М. Хайдеггер и Ж. П. Сартр. В значительной мере эти тенденции были обусловлены стремлением мыслителей доказать возможность разнообразных способов бытования смысла. Немецкие романтики (Ф. Шлегель, Новалис) считали литературу, как и другие искусства, краеугольным камнем самой философии: "Философия есть теория поэзии. Она показывает нам, что есть поэзия, - поэзия есть все и вся" (Новалис). Литературная теория романтиков, основанная на немецком трансцендентальном идеализме, тяготела к объяснению мира средствами художественного творчества: "обширный и разносторонний круг проблем, представляющий литературную теорию романтизма, во многом устремлен в сферу философскую, что особенно характерно для романтизма немецкого. ." (А. Дмитриев). В дальнейшем "романтическая" линия философствования получила развитие в философии жизни, феноменологии, экзистенциализме - философских школах, озабоченных нарастанием частичности человеческого существования в силу доминирования в культуре рационалистических представлений, культивируемых традиционной метафизикой и устремленных к непосредственности созерцания глубины действительности.

Второй вариант понимания Ф. л. предполагает отношение к философии и литературе как к двум различным и автономным сферам деятельности, состоящих друг с другом в тех или иных отношениях. В таком варианте Ф. л. пытается идентифицировать прежде всего моменты, отличающие философию от литературы и уточнить их отношения. Та и другая различаются по своему предмету (первая имеет дело с объективными структурами, вторая - с субъективностью), по методам (рациональным в первом случае; связанным с воображением, вдохновением и бессознательным - во втором), по результатам (первая создает знание, вторая - эмоциональное воздействие). Тогда отношения этих сфер деятельности рассматриваются как складывающиеся в тех областях, где различия между ними преодолимы. К примеру, хотя предметы их - различны, результаты могут быть сходны: и та и другая обусловливают понимание (первая - фактов, вторая - чувств). Или: хотя их методы различны, они могут с разных сторон подходить к одному и тому же предмету. Рассуждения подобного плана развивал Фома Аквинский, полагая, что философия и поэзия могут иметь дело с одними и теми же предметами, только одна сообщает истину о предметах в форме силлогизма, другая - вдохновляет чувства о них посредством языка образов. Согласно М. Хайдеггеру, философ исследует смысл бытия, в то время как поэт прикасается к священному, но их задачи смыкаются на глубинном уровне мышления: "искусство - к нему принадлежит и поэзия - сестра философии", поэзия и мысль "взаимопринадлежат", "поэзия и мысль... вверены таинству слова, как наиболее достойному своего осмысления и тем самым всегда родственно связаны друг с другом". Вместе с тем осмысление Хайдеггером взаимосвязи философии и поэзии было связано со стремлением мыслителя противостоять объективирующей власти языка, в том числе и философского, найти средства для погруженного в экзистенцию мышления, найти новый язык, близкий "миметически-экспрессивным возможностям самой реальности" (Л. Морева), способствующий исполнению истины бытия как "несокрытости".

Для Ж. П. Сартра литература есть ангажированная философия, экзистенциально-политическая активность, состоящая "на службе свободы". Случай отношения французского экзистенциалиста к литературе и активного его обращения к ней в своем творчестве интересен соединением разнообразных художественных средств, привлекаемых мыслителем для демонстрации неподлинности человеческого существования, образами, им рисуемыми, как бы предназначенными "олицетворить" философские нужды автора. Обнаруживается, что само по себе активное обращение к литературе еще не является гарантией того, что полученный результат будет художественно полновесен.

Третий смысл Ф. л. - попытки обнаружить в литературных текстах философские проблемы и моменты, представляющие ценность для философов. Философ в этом случае стремится исследовать и оценить содержание литературных текстов, выражающих определенные философские идеи и обсуждающих философские проблемы, к примеру, обсуждение проблемы свободной воли и теодицеи в "Братьях Карамазовых" Ф. И. Достоевского. В подобном ключе читаются курсы Ф. л. в университетах США. Примерами такого рода исследований являются сочинение "Три философских поэта" Дж. Сантаяны (1910), работы С. Кэвела, посвященные Эмерсону и Торо, "Познание любви" М. Насбаум (1989). Внимание американских исследователей к философии в литературе не случайно. По замечанию? С. Юлиной, в Европе бытует образ американской философии как чего-то "эмпирического" и "сциентистского". Это далеко не так. Создатели американской традиции - Джонатан Эдварде, Ралф Эмерсон, Уолт Уитмен, Уильям Джеймс - скорее были философскими поэтами, рисовавшими мир эстетически и предлагавшими многообразие поэтикометафорических картин реальности Альфред Уайтхед, переехавший в Америку, воспринял и развивал традицию эстетического плюрализма. И Джон Дьюи в его зрелом и проникновенном труде "Искусство как опыт" пошел по этому пути. Если для американских мыслителей первой половины XX в характерным было культивирование "поэтической философии", то современные авторы (А Макинтайр, Ч. Тейлор, М. Насбаум) возлагают на литературу надежды в плане прояснения и выражения сложностей духовного поиска личности в процессе обретения ею самотождественности. Так, американский этик и философ литературы М. Насбаум показывает, кроме упомянутой, в таких своих работах, как "Хрупкость блага: судьба и этика в греческой трагедии и философии" (1986), "Терапия желания: теория и практика в эллинистической этике" (1994), что философский дискурс должен быть обогащен и расширен посредством использования в нем романных повествований, драматургии и поэзии. В частности, повествование выражает сложности моральной жизни более плодотворно, чем абстрактное этическое теоретизирование философии. В "Познании любви" мыслитель проникновенно размышляет: "Когда мы исследуем нашу жизнь, столь многое препятствует нам исправить наше видение, существует множество мотивов оставаться слепыми и глупыми Среди нас и в нашем живом восприятии конкретного нередки "пошлый жар" ревности и личный интерес. Роман, просто потому что это не наша жизнь, ставит нас в более выгодную с т. зр. восприятия моральную позицию и показывает нам, на что было бы похоже занятие этой позиции в жизни. Мы находим здесь любовь без собственнического чувства, внимание без пристрастия, вовлеченность без паники".

Эти взгляды не есть просто критика определенного философского стиля, но представляют собой глубокую критику морального фундаментализма Платона и Канта. В "Хрупкости добра", исследуя моральную судьбу (luck), как она получила отражение в трудах Аристотеля, Платона и в греческой трагедии, Насбаум показывает, что случайности жизни человека делают некоторые блага "хрупкими", к примеру, любовь, но они от этого не делаются менее ценными для человеческого процветания. Распознавание и признание такой ценности предполагает концепцию практического разума, включающего, наряду с интеллектом, чувства и воображение. По мнению Насбаум, такой подход наилучшим образом воплощают повествования, поскольку они схватывают особенность и случайность человеческого действия и раскрывают контекстуальное богатство морального размышления (в одной лишь "Антигоне" Софокла теоретик насчитывает свыше пятидесяти разнообразных отсылок к размышлению). П. Рикер - мыслитель, также широко использующий литературу в своих трудах, вслед за Насбаум, замечает, что содержащийся в греческих трагедиях призыв "думать правильно" и "верно размышлять" вовсе не означает, что в них мы находим эквивалент нравственного учения. Трагедия, по его мнению, создает этико-практическую апорию, иначе говоря, создается разрыв между трагической мудростью и практической мудростью. Отказываясь давать разрешения конфликта в соответствии с последней, трагедия побуждает практически ориентированную личность на свой страх и риск переориентировать свое действие в соответствии с мудростью трагической.

Вместе с тем такого рода философско-литературный подход неявно исходит из предпосылки, что литература и философия есть лишь различные формы одного и того же содержания: то, что философия выражает в форме аргументов, литература выражает в лирической, драматической либо повествовательной форме. Отношение философа к литературе сопровождается убеждением, что он, в силу одной лишь принадлежности к философскому цеху, вправе выявлять и уточнять предмет, которому посвящены философские и литературные тексты, и что язык философии дает оптимальное выражение тому содержанию, которое (менее адекватно) выражено в языке литературы. Моделью такого подхода является "Феноменология духа" Гегеля, в которой искусство, наряду с религией, понимается как несовершенные наброски истины, выразить которую с максимальной полнотой и должным образом способны только диалектические понятия.

Неудовлетворенность таким подходом (имплицитным предпочтением философии литературе) привело к принципиально иному пониманию связи между ними, а на его основе - к другой концепции Ф. л.. Это понимание восходит к С. Кьеркегору, осознанно литературная форма философских сочинений которого составляла существенную часть его полемики с Гегелем и его, как выражаются сегодня, "философским империализмом". Эта стратегия была подхвачена Ф. Ницше, сблизившего историю истины и историю литературного вымысла и размышлявшего о способности искусства постигать истину. Тенденция "эстетизации разума" в европейской философии конца XIX - XX в. (Т. Адорно, Г. Башляр, В. Беньямин, П. Валери, Г. Г. Гадамер, М. Хайдегтер) сопровождалась осознанием автономности функционирования "художественного" в целом и, в частности, литературы, а также того обстоятельства, что художественное содержание не может быть без утраты смысла трансформировано в пропозициональные структуры, в хорошо определенные формулы. Эта тенденция получила дальнейшее радикальное развитие в работах Ж. Деррида и его последователей, полагающих, что рассмотрение философии и литературы как альтернативных выражений идентичного содержания есть серьезная ошибка, равно как ошибкой будет и отношение к философии как к доминирующему дискурсу, "должному" выражению содержания, "недостаточно точно" выраженному в литературе. Согласно этой позиции, все тексты имеют "литературную" форму, поэтому тексты философов - не хуже и не лучше текстов романистов и поэтов, а их содержание внутренне определяется средствами его выражения. Поэтому "литературы в философии" - не меньше, чем "философии в литературе". Скрупулезно анализируя философский текст и те языковые средства, которыми он создается, Деррида демонстрирует многоуровневость его "языковой эмпирии", в результате воздействия которой мысль может умереть под напором общезначимых слов-ярлыков, но может и освободиться от "тирании чужого письма". Понимая под "литературностью" философских текстов их риторическую структуру, систему тропов и фигур, собственно, и обусловливающих функционирование философской аргументации, Деррида демонстрирует, каким образом мысль уничтожается в самоуверенном монологизме "логоцентристской" метафизики. "Литературность" увязывается мыслителем с объективирующими тенденциями западной рациональности и проявляется, с его т. зр., в тексте прежде всего в том, что тяготеет к "снятию", "приглаживанию", "завершению", "оформлению" письма, т. е. покушается на спонтанность философской речи. В свою очередь, возможность философии как "речи" мысли, как "протописьма" обосновывается с помощью "философско-беллетристического аргумента в пользу единства и взаимосвязи философии и искусства, философии и литературы, единства форм самоосуществления творческой разумности во всех возможных сферах человеческой деятельности" (Н. С. Автономова).

Соответственно, философ литературы более не вправе просто выделять философское содержание из литературной формы. Скорее сами по себе типы литературного выражения ставят философа перед необходимостью пересмотреть основания его собственного дела. "Растерянность философов перед истинностной ценностью вымышленных утверждений есть пример того типа проблем, которые изучение литературы может создать для философского опыта" (Р. Рорти. Следствия прагматизма, 1982). К примеру, литературный мимесис (особенно в работах постмодернистских авторов) вызывает вопросы о возможности и предполагаемой нормативности репрезентации фактов и угрожает подрывом традиционной иерархии ценностей, в которой "факт" выше вымысла.

Полагая, что философия не имеет своего собственного предмета, что ее претензии на отображение действительности необоснованны, известный представитель американского прагматизма Р. Рорти убежден, что литература способствует освобождению философии от этого заблуждения, от беспочвенных притязаний на специфическое знание. Самоосознание философии в качестве "литературного жанра" освободит ее от устаревших канонов, навязываемых традиций и будет способствовать "заинтересованному разговору" исследователей, укрепляющему их общность и приближающему их к нуждам большинства. Противопоставляя литературу традиционной метафизике, мыслитель считает, что первая более эффективна в двух отношениях: в достижении "солидарности", т. е. литература, обличая недостатки традиционного общества, способствует осуществлению разного рода реформ, прежде всего нравственных; и в достижении "приватной автономии" индивида, в задании пространства, в пределах которого индивид свободен удовлетворять свои желания и фантазии, включая несанкционированные социумом. Соответственно этим функциям литературы, Рорти, в сочинении "Случайность, ирония и солидарность" (1989), предлагает различать "книги, помогающие быть менее жестокими" и "книги, помогающие стать автономными". Среди первых Рорти, в свою очередь, выделяет "те, которые помогают нам увидеть воздействие на других людей социальных практик и институтов" и "те, которые помогают нам увидеть воздействие на других наших приватных идиосинкразиии". В анализе мыслителем творчества ряда писателей (Диккенса, Драйзера, Оруэлла и Набокова в "Случайности...", Диккенса и Кундеры в "Очерках о Хайдегтере и других") сквозят хорошо знакомые российскому читателю обертоны одобрения социальной полезности литературы, критики ею социальной несправедливости, содействия поиску справедливого социального уклада.

Заслугой Р. Рорти, X. Арендт, П. Рикера, X. Уайта, А. Макинтайра, М. Насбаум, а также геременевтической традиции, явилось, с нашей т. зр., привлечение внимания к моменту "нарратологичности" (см. "Нарратология", "Нарратив"), который объединяет философию и литературу. Хотя особый, "повествовательный" тип рациональности, выделенный когитологом Дж. Брунером, наряду с традиционным формально-логическим типом, содержится далеко не во всех философских текстах, тем не менее многие модели понимания, которые задействованы в философии, "литературны" в том смысле, что близки тому, как понимаются повествования. По справедливому замечанию X. Арендт, "хотя о Сократе, не написавшем ни строчки и не оставившем после себя ни одной работы, мы знаем гораздо меньше, чем о Платоне или Аристотеле, мы лучше и более интимно знаем, кто Сократ был, потому что мы знаем его историю, нежели мы знаем о том, кто был Аристотель, хотя о мнениях его мы информированы гораздо лучше". Иными словами, для того, чтобы понять, что значит мудрость, мы рассказываем историю Сократа.

Саморефлексивность современных литературных текстов приводит философов к критическому осмыслению профессиональных парадигм, и, в случае, когда литература не рассматривается лишь как другой, привлекательный, но неизбежно поверхностный источник философских идей, она ставит перед философией серьезные эпистемологические, метафизические и методологические проблемы.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Некоторые мыслители, начиная с Маркса и Манна и заканчивая Адорно, не преминули воспользоваться блестящим художественным потенциалом романов и повестей, для того чтобы оформить свои мировоззрения на бумаге. Мы собрали в статье наиболее интересные и неожиданные произведения.

Философия кажется сухой и более напоминает математику или судебные документы, нежели искусство, однако некоторые философские работы отличаются игривостью языка и поэтической чувственностью, они даже изучались с позиции их литературной и художественной ценности. Жан Бодрийяр, например, изобрёл термин «теоретическая фантастика », он разрабатывал сценарии будущей мировой реальности, которые стояли на разряд выше научной фантастики по своей неконтролируемости и невероятности. В данном случае, он руководствовался желанием показать абсурдность знаков и значений.

Постмодернистская подозрительность явилась не единственной философской нишей, в которой мыслители прибегали к фантастке для выражения своих представлений о мире. Непревзойдённую работу Гегеля «Феноменология духа » можно читать как пространный роман, в котором персонажи, аватары духа, движутся через мир и историю. Жан Ипполит, переводчик этого творения на французский, назвал его «философским романом»: в одном из разделов личности Господина и Раба жарко обсуждают вопрос признания. Ницше придавал значение форме и его «Так говорил Заратустра» часто попадает в списки работ наиболее видных философских мыслителей. Произведение отличается наличием главного героя и сюжета, схожего с жанром воспитательного романа, где драматический герой–учитель познаёт мир, извлекая уроки из своих ошибок.

Когда промышленный капитализм с его войнами и фабриками всколыхнул Европу, литературная форма выражения мысли приобрела крайне важное значение для недовольных философов, особенно тех, кто проживал в разрушенной войной Германии и кто был взращён ещё в гегелевской школе, с присущим ей понятием глобальности истории и диалектикой. Некоторые считают, что эпическая поэзия, которая отличала по-видимому гармоничный и единый античный мир, осталась безвозвратно в прошлом, а современная эпоха породила новый жанр романа, который был сконцентрирован на личности и обращён к личности. «Теория романа» Дьёрда Лукача , которая была написана в разгар Первой мировой войны, описывает падшие персоналии современной жизни как трансцендентально бездомных и ограниченных в понимании великих смыслов.

Роман, как жанр, формировался в мире, где личная жизнь отдельных людей, революция и чувство разочарования переплелись в тугой клубок. К началу XX столетия роман стал излюбленной формой выражения мысли и впитал в себя весь хаос и беспорядочность современности. Лукач, будучи коммунистом, предлагал писателям-романистам разрабатывать рациональные и функциональные миры, подобные тем, которые были описаны в работах Вальтера Скотта и Бальзака. Короче говоря, Лукач отдал предпочтение идеям Томаса Манна, не разделив мировоззрение Франца Кафки. Другие же философы-поэты, впитавшие в себя Гегеля, Маркса и Ницше, разработали критическую теорию, добавив своим произведениям литературности, и в разной степени политику и философию. Они задействовали гиперболизацию и эмоциональные резонансы экспрессионизма, игривость дадаизма или сказки, загадочность аллегории и проницательность «Новой вещественности ». Одним из представителей этих философов был Вальтер Беньямин, который начнёт нашу подборку философских романов.

Вальтер был известен сочетанием марксизма и мессианства в своей философии, которая по временам, например в «Тезисах о философии истории», выражалась иносказаниями, метафорами и поэтическими описаниями. Менее известным остаётся тот факт, что он также занимался литературными формами: из-под его пера вышло множество радиоспектаклей, сонетов, критических статей о фильмах, жанровой литературы, новелл и широкий диапазон других, обычно коротких, произведений. Среди его работ можно выделить притчи а-ля Кафка, пародии и сатирические произведения, навеянные условиями своего собственного существования, сюрреалистические и фантастические рассказы, этиологические мифы для детей, психологические романы, в которых мы встречаемся с темами путешествий, драмы, азартных игр, любви, превратностей судьбы, литературной традиции, отношений между поколениями, действия и бездействия, точно так же, как и в его философских трудах. Одно из его ранних произведений называется «Шиллер и Гёте: Взгляд обывателя» (Schiller and Goethe: A Layman’s Vision ). Оно представляет собой причудливое иллюзорное видение немецкой литературной истории в виде пирамиды, которая была на грани разрушения по дьявольскому мановению.

Гёте необъятен: он - поэт, государственный деятель, драматург, новеллист. Он опирался на свои философские воззрения, которые отразились в его литературных произведениях, а также на натурфилософские эксперименты по теории цвета, оптики, ботаники и эволюции. В романе нашло отображение масштабное увлечение писателя в познании химии человеческих взаимоотношений, в том, что притягивает, вызывает чувство отвращения, формирует склонности и влияет на реакции.

В 1837 году, будучи 19-летним юношей, Маркс также попробовал себя в жанре романа. Он полон абсурдности, эксцентричности и игрой слов, с элементами стиля «Тристама Шенди». В нём заметно зарождение дискуссии с немецкой идеалистической философией, ярко выражено наличие материальных потребностей «я» и деление общества на классы: «Обычный смертный - это тот человек, у которого нет права на первородство: он борется с невзгодами жизни, бросается в ревущее море и выхватывает дары Прометея прямо из морских глубин, перед его глазами возникает внутренняя сущности Идеи во всём своём величии, и он смело творит; а рождённый с достоинством первородства довольствуется лишь крохами, вдали от житейских забот, чтобы ни в коем случае не замарать своих одёжек».

Блох не занимался фантастикой, однако некоторые из его ранних философских работ, как, например, этот сборник эссе, рассказов, сказок и анекдотов, в ненавязчивой форме стремится «подсветить» неброскость прожитых жизненных ситуаций. Это философия в поэзии.

Это автобиографический роман с эксцентричными киношными пассажами в духе Чаплина, с несколько горьковатым, саркастичным мировосприятием аутсайдера «потерянного поколения». В нём в холодной, комической форме представляется современное видение строения человеческого тела, а также изображается потеря индивидуальности в массовой культуре. Доступен только на немецком языке.

Изнывая от палящего солнца «немецкой Калифорнии», Манн и Теодор Адорно работали над своим масштабным романом. Он повествует о жестокости и рациональности, изображая композитора, который напоминает собой Арнольда Шёнберга. Демонические творения вымышленного композитора Адриана Леверкюна, страдающего сифилисом, описываются строчками из «Философии новой музыки» Адорно . Сам Адорно появляется в образе дьявола, как «теоретик и критик, который также занимается по мере сил сочинительством».

Адорно написал это либретто в начале 1930-ых годов, вдохновившись «Ураганом над Ямайкой» (A High Wind in Jamaica ) Ричарда Хьюза. В произведении описывается дружба двух мальчиков из американской провинции XIX века, однако в действительности речь идёт о страхе и чувстве вины. Есть здесь место и теме убийства, домам с приведениями, казни, автор вспомнил и таких персонажей, как Гекльберри Финн и Том Сойер, которые он использовал для воплощения любимого им приёма «демифологизации». Доступно только на немецком языке.

Бернштейн был ситуационистом и поэтому философия Гегеля и Маркса была ему очень близка. Этот роман, как считается, был написан для банального заработка денег и он положил начало низкопробной литературе, рассчитанной на молодёжь в послевоенное время: «Мы все персонажи какого-то романа. Вы этого не заметили? Мы разговариваем сухими обрывками предложений. В нас есть что-то незавершённое. Прямо как в романах. Они не раскрывают всего. Такие правила игры. И наши жизни так же предсказуемы, как и роман».

Зон-Ретель гораздо более известен по его эпистемологии реальной абстракции, нежели по книге для детей, в которой действия разворачиваются в Уэст-Мидлендс. Это короткая история о том, как сбежавший из зоопарка слон встречается с красным автомобилем Mini . Это жалостливая, остроумная и непредсказуемая история, которая достойна экранизации. Издали её на немецком языке в 1987 году, когда автору было 88 лет. На страницах книги размещена милая иллюстрация самого Зон-Ретеля, читающего газету Sunday Times, наряду со множеством рисунков, где слон пытается сесть на машину.