Дмитрий Антонов. «Сын тьмы, сродник погибели»: Феномен Лжедмитрия. О третьем храме и антихристе. дмитрий щедровицкий Почему автор называет царя дмитрия последователем антихриста

Ожидания Судного Дня, грядущего как тать в ночи, пронизывают всё Средневековье, отбрасывая свою тень на искусство и культуру этой эпохи, придавая ей неповторимый колорит, порою светлый, а порой зловещий, где слиты воедино ожидание, надежда и страх. Европа с замиранием переживала 1000 год, когда люди готовы были услышать трубы архангелов с небес и узреть наяву пришествие Сына Человеческого. Россия в страхе ждёт года 7000 (1492). И всё же, несмотря на новые рассветы и закаты, несмотря на утверждение учёных богословов о том, что человеку не дано знать и высчитать день Суда Божия, эсхатологические ожидания никогда полностью не исчезали в Средние века, но лишь затухали до тех пор, пока новые грозные события или новая пугающая дата не заставляла людей вновь с трепетом взирать на небо, предсказывая скорейшее завершение истории .

XVII век, «осень» русского Средневековья, знаменуется усилением эсхатологической мысли, ярким всплеском апокалиптических настроений. Однако многие явления и процессы «переходного» столетия, лежащие в основе глубинной трансформации русской средневековой культуры, восходят к концу XVI – началу XVII века, кризису, названному современниками Смутой. Это время, полное потрясений, оставляет глубокий след в последующих событиях русской «осени Средневековья». Обратившись к изучению памятников эпохи, историк сталкивается с весьма своеобразным выражением эсхатологической мысли, донесённой до нас в трудах книжников начала столетия. Что видели современники в происходящих событиях, как оценивали они новые явления и бедствия, постигшие страну, какую роль играли эсхатологические настроения в столь необычный период, ставший прологом «переходного» XVII в. – вопросы, немаловажные для понимания культуры этого времени. На некоторые из них мы попытаемся найти ответ.

Год, прошедший в России с июня 1605 по май 1606, был очень необычен. Внешне всё выглядело благополучным: после несчастливого правления избранного самодержца Бориса Годунова к власти пришёл законный наследник, царь Дмитрий Иоаннович. Чтобы возвести прирождённого государя на престол, москвичи убили преемника Бориса, юного Фёдора Годунова. Однако к тому времени подлинный сын Ивана Грозного – царевич Димитрий – уже четырнадцать лет лежал в могиле. Страной правил единственный русский самозванец, которому удалось обрести трон и короноваться: знаменитый Гришка Отрепьев, монах-расстрига, ставший царём и вошедший в историю под именем Лжедмитрия I.

Источники утверждают, что в начале XVII в. в Россию пришло «великое смущение». «Смута» действительно вторглась во все области жизни: дестабилизировалось политическое положение и разладилась экономика, как справедливо утверждают историки, оценивая ситуацию; однако о какой «Смуте» говорят сами авторы? По словам одного из книжников, в начале XVII столетия смутился весь народ: когда люди стали «главами своими глубитися» пролилась «великая кровь» . И всё же, если социально-экономическая и политическая сторона явления получила широкое освещение, то природа «великого смущения» в самосознании современников до сих пор не стала предметом серьёзного исследования . Изучение памятников Смуты в рамках исторической феноменологии как метода, направленного на реконструкцию объяснительных процедур субъекта культуры, самосознания человека и эпохи, представляется тем более актуальным применительно к источникам «переходного» столетия, уникальность которого определяется в первую очередь глубинной эволюцией средневековых мифологем . Обосновать оправданность адаптации феноменологии к исторической науке возможно лишь конкретными исследованиями, проведёнными в рамках этого направления. Частью такой работы является и предлагаемая статья.

Самозванец или подлинный царевич объявился в России 1604 г.? Современники по-разному отвечали для себя на этот вопрос. После свержения Лжедмитрия из Москвы по городам рассылались грамоты, свидетельствующие о том, что прежний царь был беглым монахом, задумавшим погубить православие, однако несмотря на отказ Марии Нагой подтвердить подлинность «воскресшего» и вновь убитого сына, несмотря на перенесение мощей царевича Димитрия из Углича в Москву и его канонизацию как страстотерпца, многие верили не только в спасение законного наследника в 1591 г., но и во вторичное спасение государя в июне 1606 г. и поддержали Лжедмитрия II. В то же время многим книжникам Смутного времени ситуация представлялась совершенно иной: по их мнению, причиной всех бедствий, связанных с Отрепьевым, стало правление первого избранного самодержца, Бориса Годунова. В мудром и нищелюбивом царе современники угадывали великого грешника, в пришествии же самозванца видели кару, справедливо постигшую нечестивого правителя .

Вторжение в страну поддержанного поляками «сына Грозного» знаменовало начало нового этапа великой Смуты. Отрепьев, а впоследствии и другие самозванцы создавали свою историю «чудесного спасения», выстраивая мифическую биографию покойного Дмитрия Ивановича, в то время как многочисленные сказания о Смуте донесли до нас представления тех, кто не верил разнообразным «наследникам»: в сознании этих людей существовали совершенно иные представления о Лжедмитрии, занявшем престол, убитом москвичами и вновь «воскресшем» в 1606 г. Появление самозванца немедленно превратилось в столкновение и борьбу принципиально разных мифов . И если мы неплохо знаем «автобиографию», созданную для себя беглым монахом (спасение от посланных Борисом убийц в детстве и бегство в Польшу, описанные на предсмертной исповеди, за которой последовало внезапное исцеление), то представления современников, не признавших его подлинным Дмитрием, изучены значительно хуже. Переплетение столь разных воззрений вокруг одной фигуры – удивительный феномен, определивший многие события Смутного времени. Постараемся разгадать «загадку Лжедмитрия» и понять, что видели в самозванце современники событий, книжники Смуты.

«Велихвальная гордыня» самозванца

Обратившись к известному и одному из наиболее распространённых памятников Смутного времени – «Сказанию» Авраамия Палицына, мы встретим здесь характерные обвинения первого государя XVII столетия: подобно другим книжникам, келарь Троице-Сергиевой Лавры описывает гордыню Бориса Годунова, оставившую отпечаток на всех его делах и в конечном счёте приведшую государство к краху. Переходя к описанию Лжедмитрия, Палицын подчёркивает, казалось бы, ту же мысль: новый правитель также одержим некоей гордыней . Однако «гордость» Лжедмитрия существенно отличается от Борисовой – намерения и замыслы самозванца получают название велихвальной гордыни (Сказание, 110). В чём же выражается эта особая гордость?

Все без исключения поступки Отрепьева Палицын описывает как греховные. Одним из таких дел становится изменение в титулах: «гордя ся в безумии» расстрига повелевает именовать себя «наияснейшим», непобедимым цесарем, « мняше бо окаанный мало, еже царско имя носити, но вышшую и честнейшую честь желаше привлещи » (Сказание, 113). Упоминание этого титула встречается и в грамотах . Известно, что Лжедмитрий вёл споры с польской стороной о наименовании себя императором : споры о титулах описаны в сочинениях современников, в частности, в дневнике Марины Мнишек, они отражены в сохранившейся переписке государя, где он не только отстаивал необходимость такого обращения, но и подписался соответствующим образом, исказив при этом латинское слово до «In perator» . Однако для Авраамия Палицына этот факт представляется чем-то б о льшим. По словам келаря, поступку царя «зазрел» некий муж от вельможеского чина, дьяк Тимофей Осипов. Добродетельный муж видит в поступке Лжедмитрия великий грех: « человек тленен и всегда страстьми побеждаем внешними и внутренними, а непобедимым цесарем нарицашеся, и яко Богу противна являя себе ». Приняв «ревность по Бозе», дьяк решает обличить царя и особо готовится к такому делу: Осипов постится и молится, затем причащается святых даров и лишь после этого идёт в царские палаты. Не стерпев обличений, Лжедмитрий предаёт мученика смерти (Сказание, 113). В более лаконичной форме, о том же повествуют и другие книжники Смуты . В чём же обвинял царя Тимофей Осипов, что «зазрел» в правителе этот праведный муж?

То, что Лжедмитрий именовал себя цесарем, упоминает и автор «Повести, како восхити царский престол Борис Годунов». Современник Палицына прямо говорит о том, что подобное действие самозванца свидетельствует о совершенно особой, удивительной гордыне : по утверждению книжника, Лжедмитрий захотел пребывать «в недрах» самого сатаны вместо Иуды (который, как известно, изображался в иконографии сидящим в преисподней в руках дьявола); более того, Отрепьев « подщався быти еще и самого сотоны в пропастех адовых превысочайши » и ради этого « наименова собя не точию царем, но и непобедимым цесарем »...

В распространённых на Руси сочинениях Иоанна Лествичника и аввы Дорофея красноречиво утверждается, что человек может спастись без прорицаний, без чудес, но без смиренномудрия спасение человека невозможно . Тем более важными представляются следующие описания Палицына. «Рачитель кривоверия» расстрига искореняет правую веру и утверждает еретичество во всех «крепких местех и домех»; при этом Лжедмитрий отдаёт очень необычные повеления, поддерживаемые многими людьми: « неведомо же каковыя ради радости, не токмо, иже по повелению его, весь синклит, но и простии вси, яко женихи... в злате и в сребре... ходяще веселяхуся. и не хотяще никого же видети смиренно ходящих » (Сказание, 112. Здесь и далее выделения в тексте источников мои – Д.А. ). Гордыня распространяется среди людей, отвращая их от первой и важнейшей добродетели, ведущей к спасению, – смиренномудрия, таким образом, что происходит это по повелению самого царя, одержимого «велихвальной гордыней». Природа особой гордости самозванца, определившей многие его поступки в описании русских книжников, остаётся пока не ясной.

Антихрист «по существу» и антихрист «по подобию»

Традиции описания ложных «царевичей», и в первую очередь Лжедмитрия I, в публицистических памятниках Смутного времени имеют общие особенности. Расстрига и окаянный еретик – далеко не единственные «титулы» Отрепьева: многие книжники Смуты называют самозванца антихристом и лже-Христом . Что стоит за этим наименованием, какова его природа – вопросы, на которые не столь просто ответить.

Неизвестный автор «Плача о пленении и конечном разорении Московского Государства» пишет о Лжедмитрии немного, но характеристики его оказываются весьма впечатляющими: « воста предтеча богоборнаго анътихриста, сын тмы, сродник погибели, от чина иноческаго и дияконъскаго... » . «Сродник погибели» – определение, связывающее Лжедмитрия с антихристом, одно из имён которого – сын погибели . Отрепьев здесь – предтеча антихриста. Однако позднее, говоря уже о Лжедмитрии II, автор, как кажется, несколько изменяет свою характеристику самозванца: второй «сын Грозного» определяется как « последователь... стопам антихристовым , иже царем Димитрием именова себе » . Таким образом, Отрепьев отождествляется если не с самим антихристом, то с его предтечей. Более чётко определяет свою мысль дьяк Иван Тимофеев: « по сем воста от ложа своего скимен лют, враг же обаче, а не человек бывая словеснаго существа, оболкся в плоть антихрист; и яко темен облак возвлекся от несветимыя тмы... » . Позднее, размышляя о «начинании и конце» правления Отрепьева, Тимофеев восклицает: « весь сатана и антихрист во плоти явлься, себе самого бесом жертву принес! » .

Палицын отождествляет с антихристом обоих самозванцев: в той или иной форме идея эта постоянно встречается в «Сказании». Если Лжедмитрия II келарь неизменно называет лже-Христом, то комментарии, указывающие на связь с дьяволом Отрепьева, менее заметны современному читателю, но более обширны и разнообразны. Посмотрим, что говорит автор «Сказания» о самом появлении Лжедмитрия. Много лет, « от лет убо святаго Владимира... даже и доднесь », папа Римский – « змий всепагубный, возгнездившийся в костеле Италийском », пытается подчинить себе Россию, – пишет Палицын и продолжает, – « и еже многими деньми иский не може обрасти, и то неначаемо диавол восхитив к поглощению того насыщения самовольне приведе . И уже чааше конец злобе изблеван видети » (Сказание, 115). В появлении Лжедмитрия книжник угадывает стремление сатаны поглотить православную страну – давний замысел дьявола, который на этот раз очень близок к его осуществлению. Чуть ранее в уста «новых мучеников» – Петра Тургенева и Фёдора Колачника – Палицын вкладывает такие слова, обращённые к москвичам: « се приали есте образ антихристов и поклонистеся посланному от сатаны; и тогда разумеете, егда вси от него погибните » (Сказание, 113).

Для автора Хронографа 1617 года б о льшим злом представляется Лжедмитрий II: « В лето 7116 паки ин зверь подобен тема же явися, или рещи и лютейший сих, возста на готовое бо селение дияволи мечты, прииде сам отец лжи сатана » . Автор Псковской летописной повести также связывает с антихристом Лжедмитрия II, приславшего в Псков грамоты и послов: « Тое же осени приидоша от вора во Псков, яко же от сотоны бесове, и его полку мучители... и навадиша на онех боголюбцов и страдальцов, иже не восхотеша колена поклонити Ваалови, сиречь предтечи антихристову... » . В «Истории о первом патриархе Иове» читаем, что некоторые вельможи поклонились « антихристову знамению лжехристу Растриге » .

Связь Отрепьева с дьяволом ярко проявляется в рассказах о его гибели, красочно описанной во многих источниках: земля не принимает труп Лжедмитрия, над ним пляшут бесы, играя свою музыку, а до тех пор пока тело не сжигают, в стране продолжаются бедствия – засуха, неурожай . « Нарекохся быти сын дневи, и ныне изволихся сам быти сын погибели! », – восклицают современники событий .

Многие книжники особо повествовали и о невиданной на земле «потехе», устроенной царём – «аде о трёх главах», чьи описания приближаются к встречающимся в средневековых сочинениях описаниям преисподней . Сооружённый у реки монстр движется и ведёт себя устрашающе: « как станет зевать и глазы мигать, и колокольцы шумят, изо рта огнем пышет, из ушей дым идет ». По утверждению современника, из ада появлялись люди: « и выйдут из него люди в личинах, диаволом претворени... и почнут смолою и дехтем людей мазать и шепелугами почнут бить, да в деготь омочивая, а иныя изо ада водолейками прыскаху воду з дехтем на мир » . Поведение этих ряженых имитирует адские муки, которыми бесы карают попавших в их власть грешников. Символика сатаны и сил преисподней переполняет описания «ада», встречающиеся и в ином памятнике – «Сказании о царствовании царя Фёдора Иоанновича». Устроенный за Москвой-рекой ад располагается в «великой пропасти», над которой стоит котёл со смолой, а над ним – три медных головы. Пламя из гортани, искры из ноздрей, дым из ушей, устрашающие звуки и бряцание пугают людей, а длинный язык медного монстра венчается на конце аспидовой главой. В средневековой культуре аспид символически обозначал дьявола и антихриста . Символика реки, котла также относит мысль читателя к иному миру, владениям падших ангелов, в которых грешникам уготованы многочисленные и разнообразные муки, описанные во многих памятниках средневековья. Пропасть и река – символические обозначения преисподней; огненная река, текущая с Запада, «выжигающая» мелкие грехи людей, но влекущая грешников в огненное озеро, из которого нет возврата, – часть представлений о посмертной участи души, распространённых в средневековой Руси . Адский огонь может помещаться при этом в кипящий котёл . Наконец, сама по себе вода символизирует неверие («Толкование на Апокалипсис» Андрея Кесарийского, послание старца Филофея и др.) и в таком значении встречается в описаниях конца света и посмертных мытарств души. Котёл и река – атрибуты опричных казней Ивана Грозного, анализ символики которых позволил А.Л. Юрганову выдвинуть предположение об эсхатологическом контексте опричных пыток . Расположенный над пропастью у реки «ад», стоящий над котлом со смолой и наполненный ряжеными-бесами, очень необычная потеха царя-«антихриста» – по словам книжников, она не просто знаменует место будущего пребывания Лжедмитрия, но и становится настоящей геенной на земле: самозванец повелевает метать в свой ад православных христиан « на смерть » .

Таковы наиболее очевидные комментарии, отождествляющие Лжедмитрия (первого, а затем и второго) с сатаной или антихристом. Что может скрываться за этими описаниями?

«Наименование какого-то лица антихристом типично для средневековой полемики, – пишет В.Н. Перетц, – но, очевидно, в каждом случае отождествление – « узнавание » в конкретном лице « истинного » ... антихриста, отражало напряжённое ожидание конца света» . Феномен этот проясняет А.Л. Юрганов: «Антихристом... можно было быть как по аналогии, так и по существу. По аналогии, антихрист (с маленькой буквы) тот, кто, например, лжёт, говорит неправду, творит всякий блуд. Антихрист по существу – само Зло...» . Какого рода отождествление встречается у наших авторов – непростой вопрос. Рассматривая примеры подобного наименования Лжедмитрия, пронизывающие источники Смуты, Т.А. Опарина подчёркивает их эсхатологическую основу; предполагая здесь влияние сочинений Стефана Зизания, историк заключает, что «схемы авторов киевской митрополии накладывались на эсхатологические ожидания русской книжности конца XVI – начала XVII в.» Возможно, мнение Т.А. Опариной об апокалиптических настроениях эпохи не достаточно подкреплено источниками? Чтобы ответить на вопрос о природе отождествления Лжедмитрия с Антихристом, необходимо понять, о чём говорят книжники Смуты.

«Мерзость запустения»

В описаниях Отрепьева существует много «тёмных» мест. Одним из самых распространённых топосов, не понятных современному читателю, оказывается словосочетание «мерзость запустения», повторяющееся (казалось бы, в разном контексте) во многих источниках Смуты. Все случаи его употребления объединяет одно: топосное определение встречается в описаниях Лжедмитрия I и времени его правления. В «Сказании» Палицына понятие «мерзость запустения» характеризует весь замысел Лжедмитрия относительно России: « и обещася /Лжедмитрий I/ /«стрый» – дядя; здесь – папа Римский/ » (Сказание, 110). Иван Хворостинин дважды использует это понятие: « И тако законопреступник, иноческий образ поверг... и мерзость запустения в сердце имея... и оскверни престол царьский ». Вскоре словосочетание возникает вновь, – на этот раз оно определяет греховный поступок самозванца, который свергает с престола истинного патриарха и сажает своего ставленника: « И властию его извергается первый и прежде его бывший патриарх и пастырь наш Иев.. и вводится он, ... Игнатий, мерзость запустения, на святом месте святых наших отец посаждается » .

Ключ к пониманию «тёмного места» обнаруживается во «Временнике» дьяка Тимофеева. Процитируем весь отрывок, говорящий о восшествии на престол Лжедмитрия. « Яко в просту храмину... пес со всесквернавою сукою и латынь и еретик со множествы вскочи и на версе царска престола дерзостно председ! Видимо весь храм наполнися тогда еретик, яко волков, невидимо же мрачен облак тмы исполнися бесов... Божия благодати, мню, отступльши, яко да исполнится реченное: «Узрите мерзость запустения, стоящу на месте святе»; чтый да разумеет » . Что же должен «разуметь» читатель этого отрывка? Все авторы явно ссылаются на что-то актуальное и доступное сознанию современников. Обращаясь к священному Писанию мы обнаружим, что «мерзость запустения» – один из моментов Апокалипсиса, предшествующий концу света; это понятие используется в пророчестве Даниила о последних временах (Дан. 9: 26-27), впоследствии, упоминая Даниила, о «мерзости запустения» говорит Христос в пророчестве на Елеонской горе. Вошедшая в Евангелия от Матфея и от Луки Елеонская проповедь – одно из важнейших апокалиптических пророчеств . Узрев «мерзость запустения», праведные люди должны бежать и скрываться, ибо вслед за ней придёт скорбь последних дней, и земная история вступит в завершающую стадию. Несомненно, изучать предполагаемые цитаты средневековых памятников необходимо, опираясь на современный их авторам текст Писания, которым, в нашем случае, является прежде всего Острожская Библия 1581 г. Вот как звучат здесь слова пророчества: « Егда оубо оузрите мрьзость запустения, реченую Даниилом пророком, стоящу на месте святе, иже чтет да разумеет... » . Точно так же выглядят эти слова в Геннадиевской Библии 1499 года . Тимофеев цитирует Писание полностью, опуская лишь отсылку к Даниилу. Цитаты Авраамия Палицына и Ивана Хворостинина фрагментарны .

Определение, применяемое книжниками к Лжедмитрию, существует в Ветхом и Новом Завете. В Острожской Библии обнаруживается при этом интересный парадокс: здесь, в книге пророка Даниила, отсутствует понятие «мерзость запустения» – в первом случае оно замещено словами « омерзение и опустение » (Дан. 9: 27, Л. 158), а во втором вообще опущено (Дан. 12: 11. Л. 159). Таким образом, слова Христа в Острожской Библии относят читателя, в терминологическом плане, к «пустому месту», отсылая к Даниилу лишь на смысловом уровне. Основываясь на этом важнейшем печатном издании Писания, книжник мог говорить о «мерзости запустения», цитируя только пророчество Елеонской горы, но не книгу Даниила. Разумеется, Острожская Библия – далеко не единственный вариант священного Писания для XVII века, но обратим внимание и на то, что Тимофеев убирает слова « реченую Даниилом пророком » из своей, дословной в остальном, цитате. Изучение памятников покажет, что актуальным в источниках Смуты оказывается именно евангельское, а не ветхозаветное пророчество.

Пришествие Лжедмитрия знаменует установление в России, на святом месте православной церкви, «мерзости запустения»; дни эти, в соответствии с пророчеством, знаменуют наступление конца света. Говоря о Лжедмитрии, дьяк Тимофеев утверждает: « и ничим же тогда мнее самого антихриста его зрящим, недостойна на престоле суща, неже царя! »... Что же такое «мерзость запустения», о чём пишут средневековые авторы?

«Места из книги пророка Даниила... считаются очень тёмными и потому переводятся разно», – читаем в Толковой Библии, – «Мерзость запустения, как предполагают, стало у евангелистов чем-то вроде terminus technicus для обозначения идолов, поставленных в храме... но что именно в точности разумел Спаситель, предсказывая о мерзости запустения в Иерусалиме, трудно сказать» . В начале XX века мотив признаётся трудным для понимания; так ли было это в XVII столетии? Нам необходимо понять, как интерпретируют «тёмное место» пророчества русские книжники.

В «Сказании о бесе Зерефере» дьявол называется тремя именами: «древней злобой», «помрачённой прелестью» и – «мерзостью запустения» . В том же значении употребляет словосочетание и современник Палицына, автор «Повести, како восхити царский престол Борис Годунов»: Лжедмитрий, по его словам, решает пребыть « у древние злобы, у мерзости запустения, у возгордевшагося сотоны в недрах » . В «Летописце Еллинском и Римском», распространившимся на Руси с середины XV века, читаем: « Си убо пророк тако сказает о антихристе... и имя его числом отаи и Иоанн в откровении сего «мръзость запустения» Господь нарече » . Наконец, в популярном эсхатологическом памятнике Руси, «Слове о скончании мира», сын погибели также назван именно этим именем .

Непонятное словосочетание оказывается, соответственно, одной из характеристик сатаны или антихриста. Дьявол, ад могут пониматься в сочинениях известных на Руси отцов церкви как пустота, отсутствие Бога, подобно тому, как тьма – лишь отсутствие света. Ефрем Сирин пишет: « Якоже тма несоставна есть посуществу, но страсть есть на воздоусе, якоже глаголет святый Василий, оускудением света бываема » . Падшие духи, утратившие благодать – суть пустота и тление; в Житии Андрея Юродивого дьявол недаром назван « согнилая мерзости » . Наименование сатаны «мерзостью запустения» имеет определённую связь с этой идеей, однако понятийное поле словосочетания не ограничивается подобным представлением: такое имя дьявола применяется в тех случаях, когда говорится об осквернении святого места , что соответствует пророчеству Христа, говорящему о мерзости запустения, «стоящей на святом месте». Если сама «мерзость запустения» понимается как одно из имён сатаны и антихриста, то применяется оно в совершенно особых ситуациях.

В 1644 г. на Москве была издана «Кириллова книга», вобравшая в себя многие популярные на Руси произведения. Одно из них, созданное в киевской митрополии в конце XVI века и комментирующее «Слово» Кирилла Иерусалимского (по имени которого и назван сборник), открывает книгу. О «мерзости запустения» рассказывается здесь особо. Это – не что иное, как предсказанное самим Христом знамение (шестое в соответствии с толкованием) близкого конца света. Чтобы объяснить его значение, толкователю, прежде всего, нужно определить, что такое святое место: « Разумей же и ты, на всяком месте иде же церкви християнския во олтари престол место святое, на нем же священницы приносят жертву Богу, осушают хлеб и вино в тело и кровь Христову. Ибо в церквах християнских два святая места во олтари имать, жертвенник и престол » . Дав такое объяснение «святому месту», можно толковать и само знамение, предсказанное Спасителем: « вънемли же мерзость запустения, яко еретицы жертвенник не имут, и егда в церквах християнъских пребудут, разоряют, и извергают из олтаря... жертвенник. ... Токмо во олтари на месте священия мерзость запустения подобно трупу поставляют » . В эсхатологической традиции «мерзость запустения» – знамение последних дней, времени, когда произойдёт осквернение церкви – на святом месте утвердится антихрист.

И. Хворостинин недаром связывал установление «мерзости запустения» с патриаршим престолом: такое понимание возникает не в XVII веке, ранее престол митрополита также осознавался как святое место. Подобный пример встречается в обличительных посланиях Иосифа Волоцкого, написанных в конце XV века и направленных против митрополита Зосимы. « Змий пагубный, – восклицает Иосиф, – мръзости запустение на месте святом, отступник Христов... первый отступник в святителех в нашей земле, антихристов предтечя » . Еретик, занимающий престол митрополита или патриарха так же оскверняет святое место, как будет делать это сам погибельный сын. Отметим, что в краткой редакции послания, где обвиняется не митрополит, а новгородские еретики – жидовствующие, понятие «мерзости запустения» не употребляется: с отсутствием «святого места» становится невозможным и это определение – даже применительно к великим грешникам .

Обратимся вновь к тёмному месту «Сказания». « И обещася /Лжедмитрий I/ неложно им з записанием, еже вся Росиа привести к стрыеви антихристову под благословение и непричащающихся мерзости запустениа опресночному хлебу всех предати смерти », – пишет Палицын. «Мерзость запустения» оказывается связана здесь с папой и «опресночным причащением» – и не спроста.

Отношение к католикам в средневековой Руси было крайне негативным, антикатолические (как и антиуниатские и антипротестантские) сочинения входят в самые разные сборники, созданные в православном государстве. «Проклятые еретики» отпали от веры истиной давно, с принятием ереси папы Формоза и Петра Гугнивого . Грехи католиков многочисленны, и вызваны они, прежде всего, гордыней папы, который возомнил себя выше всех патриархов (что связано с представлениями об особой роли апостола Петра и римской кафедры, не принятыми православной церковью). Если раньше папа был «единомудрен» с патриархами, то позже он « самомудрия оторжеся » . В числе наиболее осуждаемых «ересий латынских» – четырёхконечный крест – «крыж» неистинный, догмат filioque и – «опресночное» причащение. Последнее обвинение вырастает из, казалось бы, незначительного факта: католики пекут причастный хлеб из пресного, бездрожжевого теста, не используя в нём закваски («кваса») и соли. Такие хлеба и есть опресноки, о которых говорит Палицын. Почему же это столь важно?

Споры об опресноках имеют давнюю историю – уже на исходе первого тысячелетия они становятся серьёзным противоречием между Римом и Константинополем, переходя затем и в славянскую литературу. Разница в важнейшем обряде пространно описана в полемическом сочинении митрополита Льва (начало XI века) : ссылаясь на Ветхий завет, глава Русской церкви утверждал, что любое изменение заповеди приводит людей к погибели – добрые дела зиждутся на вере, а опресночное причащение разрушает её изнутри. Обоснований этой мысли оказывается очень много: квасной хлев – «животный» и Христов, а пресный – мёртвый, иудейский, употребляя пресный хлеб необходимо соблюдать старые обряды, приносить жертвы как было при Ветхом Завете; Иисус вкушал на Тайной вечере квасной хлеб и только им можно совершать евхаристию, причащающийся опресноками «не будет жив». Доказательства того, что в Евангелие речь идёт именно о дрожжевых хлебах, изощрённы: был ли квасным тот хлеб, который преломил Спаситель после воскрешения, если в то время иудеям положено было использовать на трапезе пресный? Нет, ведь такие хлеба нужно было есть лишь в Иерусалиме, Господь же пребывал в тот момент в Еммаусе, который отстоит от Иерусалима на 65 стадий... Трактуя слова апостола: «не в квасе ветсе злобы и лукавства, но в безквасиих чистоты и истины», автор памятника пускается в непростые рассуждения о том, что речь на самом деле идёт не о «ветхом квасе», но о злобе, проявляемом ветхим квасом (так как квас двояк – один ветхий, злой, другой новый, добрый), и не об опресноках, но об умерщвлении греха, означаемом опресноками (так как последние мертвы без кваса и знаменуют смерть): в словах апостола заложена мысль о том, что люди должны быть «мертвы для греховного движения». Наконец, «мы, заквашенные прародительским грехом, чрез умерщвление его на кресте Христовом, соделались безквасными , т.е. мертвыми для греха, и таким образом заквашены , т.е. обожжены, через приобщение Его»... Прочие расхождения в догматах (в том числе filioque) лишь кратко упомянуты в послании: опресноки – важнейшее «изменение веры», ведь, по представлению восточной церкви, через них западные христиане лишились спасительного обряда евхаристии. «Это служит отличительным признаком того и другаго исповедания, нашего и вашего», – утверждает митрополит .

Русские авторы не раз обращались к проблеме «квасного» и «бесквасного» хлебов. В рассказе о выборе веры князем Владимиром, включенном в «Повесть временных лет», именно обряд опресночного причащения представлен как ключевое разногласие греков с «латынами»: это единственный «грех» католиков, который летописец посчитал истинно важным и включил в своё повествование о принятии христианства . Разница между хлебом и опресноком, принципиальная для русских богословов, становилась предметом описаний едва ли не всякий раз, когда речь заходила о кафедре святого Петра; произошло это, в частности, после заключения унии XV века, когда прибывший на Русь митрополит Исидор был осуждён и отвержен русской православной церковью. Признание униатами обоих вариантов изготовления хлебов для евхаристии оказалось неприемлемым на Руси: чудо пресуществления творится лишь на дрожжевом хлебе, с пресным невозможно само таинство . В XVI веке старец Филофей особо описал сущность западного обряда: хотя католики говорят, что опресночное причащение символизирует «чистоту и безстрастие», на самом деле они лгут, скрывают «внутрь себе» дьявола – пресный хлеб знаменует еретическое представление о том, что Христос не получил человеческой плоти от девы Марии. Более того, сам Христос с апостолами вкушал на Тайной вечере дрожжевой хлеб в то время, когда евреям полагалось есть лишь пресный, и именно поэтому вечеря получила название тайной . Отречение от «еретического» обряда опресночного причащения особо входит в «Оглашение» о переходе в православную веру, созданное для католиков в XVII в.: « А что пръсно, то бездушно, а без соли – без ума »! – утверждается здесь . Таким образом, католики « творят тело Христово бездушно и безумно » .

Русская средневековая мысль видела в римском папе предтечу антихриста, и здесь роль опресноков оказывалась действительно принципиальной. В конце XVI века создаётся популярное на Руси эсхатологическое произведение – «Казанье об Антихристе» Стефана Зизания. Украинский богослов утверждает известную и важную мысль: разница между хлебом и опресноком подобна разнице между человеком и трупом. Тесто без закваски и соли мертво! Римский папа «ставит» в алтаре мёртвый хлеб, а это не что иное, как осквернение престола – святого места алтаря . Введение опресночного причащения и есть предсказанная Христом «мерзость запустения». Истинное значение опресноков для русского средневековья трудно переоценить: через них западная церковь оказывается уже осквернённой, антихрист, явившись в мир, должен распространить католический обряд на православную церковь, и тогда пророчество Спасителя сбудется во всём христианском мире – наступит конец света. Именно тот, кто введёт опресночное причащение в последнем православном государстве (каким, после падения Константинополя в 1453 г., осознала себя Россия – «третий Рим» и «второй Иерусалим»), и станет сыном погибели. Тогда спасения уже не будет: « но не оу еще кончина, дондеже сам приидет, и с ним свершитъся и исполнитъся мерзость вседневнаго запустения » .

Только теперь для нас начинают проясняться описания Палицына: то, что должен сделать Самозванец, недаром связано с римским папой, антихристовым предтечей. Именно ему обещает Лжедмитрий сотворить в России поистине страшную вещь: « непричащающихся мерзости запустениа опресночному хлебу всех предати смерти ». Монах-расстрига, в представлении Палицына и его современников, должен стать самим сыном погибели.

Проследив историю понятия, мы увидим, что в XVII веке с ним происходит очень интересная эволюция: со временем в слова пророчества начинают вкладывать совсем иной смысл. Решающую роль играет при этом именно эсхатологический план – в конце XVII века прежняя трактовка категорически отвергается никонианами. Опровергая раскольников и доказывая, что пришествие антихриста не произошло и не произойдёт в ближайшее время (что в корне меняет средневековые представления), никониане актуализируют иное понимание «мерзости запустения»; эсхатологический контекст оказывается неприемлемым, его необходимо заместить иным. Критикуя и «разоблачая» старообрядцев, Дмитрий Ростовский цитирует то же «Слово» Кирилла Иерусалимского, не ссылаясь на него, но опровергая всё, сказанное там о шестом знамении конца света. Он утверждает, что в пророчестве на Елеонской горе подразумевается отнюдь не будущее пришествие антихриста, но деяния римлян; установление «мерзости запустения» на святом месте – не осквернение святынь и отнюдь не знамение, а произошедшее давным-давно водружение «идола» кесаря в храме . Те же идеи проповедует и Стефан Яворский, чьё «анти-эсхатологическое» сочинение регулярно переиздавалось на протяжении всего XVIII века . Ещё раньше Юрий Крижанич называл автора «Книги о вере» «веренкою», который по собственному дерзновению «подместил» антихристово число 666 – 1666 годом: то, что ещё недавно являлось грозной и непреложной истиной, получило теперь новую характеристику – « от сатаны вдохньево проречен jе » . Апокалиптические ожидания, свойственные средневековью, становятся отныне уделом раскольников-старообрядцев. Эсхатологический контекст повсюду уничтожается никонианами, и важное понятие из пророчества Христа оказывается вовлечённым в этот процесс: отныне Второго пришествия не нужно ждать «как татя в ночи», произойдёт оно не скоро, а гадать о сроках православным людям не следует.

Понятийная эволюция, произошедшая с термином на переходе к Новому времени, принципиально изменяет средневековое понимание Евангельских слов. Для многих место из пророчества становится «тёмным». Совсем иной была картина в начале XVII столетия.

«Жиды», «солнце праведное»

В описаниях Лжедмитрия I есть немало мотивов, требующих герменевтического подхода, хотя подобные фрагменты далеко не всегда кажутся «тёмными» нашим современникам.

Во время правления Лжедмитрия отнюдь не все горевали о происходящем: в описании Палицына, многие люди, напротив, веселились. Однако веселье это очень своеобразное: в описании келаря радуются казаки, и веселятся они не о чём ином, как « о погибели христианстей ». В уста врагов Палицын вкладывает любопытные речи: « и плачущим в бедах и всем скорбящим || прещаху, и жиды нарицаху их, глаголюще: «Яко царю годно, и он тако и творит, вы же, жиды, вскую о том сетуете » (Сказание, 113). Речи эти можно понимать буквально: так, М.А. Говорун считает, что в «Сказании» отражены реально обострившиеся отношения русских и евреев в период Смуты . Постараемся однако прояснить, что стоит за этими фразами и почему Палицыну важно сказать о наименовании людей «жидами».

В средневековой Руси понятие жиды связывается с представлением о жестоких еретиках, восстающих против Истины и мучающих христиан. Слово это не раз используют современники Палицына. Автор Псковской летописной повести применяет такое определение к мятежникам, грабителям, убийцам, смущающим народ: « а вся то окаянии мятежницы и начальники жидовской сонмицы затеяша на добрых людей, дабы имение их взяти », « и поскочиша по домом, ищуще лов обрести и насытися крови человеческия, яко же и прежнии мучитилие, или паче вторыя жиды... » . Подобно «вторым жидам» ярятся и мучают: « псковичи же, яко вторыи жиды, разъярився, имающе ис темницы добрых людей, зле мучаще... » . Представления эти основываются на священной истории и восходят не только к описаниям мучений, принятых Христом, но и к рассказам о жестокости иудеев по отношению к ветхозаветным святым. Протопоп Аввакум уподобляет «жидам» никониан: « не лгу ведь я – сердиты были и жиды-те, яко же и вы: Исаию пилою перетерли; Иеремию в кал ввергли; Науфея камением побили... напоследок и самого сына Божия убили »; « хощу и всех, да же постраждут, яко же и мы, а мы яко же и Христос, от вас, новых жидов » . Жестокость, приписываемая «жидам», связана с идеей их отступничества: не узнав Спасителя и распяв Его, иудеи так и не обратились к вере истиной. «Жид», немаловажное понятие средневековой Руси, обозначает прежде всего еретика , не принимающего Христа и ненавидящего Его.

Обратимся вновь к Палицыну. По его словам, запрещая людям плакать и скорбеть, слуги Лжедмитрия называют их жидами за неподчинение, противление их владыке: подобно тому, как «жиды» не принимают Христа, противники Лжедмитрия отвергают нового государя. Называя жидами людей, не принявших власть Лжедмитрия, союзники его, по сути, отождествляют царя с самим Господом («Яко царю годно, и он тако и творит, вы же, жиды, всякую о том сетуете »). Это не единственное утверждение подобной мысли: сама фраза Палицына имеет топосную природу, – и топос этот особым образом раскрывает смысл сказанного. « О жиды злодеи... Что солнышку нашему праведному годно, и он творит, якоже хощет », – восклицают сторонники Лжедмитрия в Изначальной редакции «Сказания». Обратившись, в частности, к «Словам» Серапиона Владимирского, мы обнаружим здесь важное утверждение: « О, неразумнии! Вся Бог творит, якоже хощет ... » . Мысль эта восходит к Писанию и творениям святых Отцов. В топосном мотиве самозванец оказывается на месте Господа.

В тексте Изначальной редакции «Сказания» появляется новый элемент, требующий герменевтического анализа: по словам автора, казаки называют Лжедмитрия «праведным солнцем» (« Что солнышку нашему праведному годно, и он творит, якоже хощет ») (Сказание, 263). Подобное уподобление характерно для различных источников, описывающих Отрепьева . Анализируя это словоупотребление, Б. А. Успенский приходит к любопытным наблюдениям: такое словосочетание впервые фиксируется в публицистических источниках в начале XVII века применительно к Лжедмитрию (свидетельства Конрада Буссова о подобном наименовании царя и др.), а впоследствии становится объектом ярого осуждения. В одном из документов, посвящённых этому вопросу, говорится: « разумаитежь о сем, любовная братия, никако же не нарицайтет друг друга праведным солнцем, ниж самаго царя земного, никогожь от властителей земных то бо есть Божие имя, а не тленнаго человека... » . В литургических текстах «праведным солнцем» действительно именуется лишь Христос . Обратившись к источникам Смуты, мы видим, что и здесь «солнце праведное» – имя Господа. Хворостинин использует это словосочетание, описывая крещение Руси: « от того времене праведное солнце Христос Еуангельскою светлостию проповеда землю нашу осия » . Автор Хронографа 1617 г. употребляет то же сочетание, говоря о конце Смуты и избрании Романова: « Паки солнце правды светлую лучю благодати своея нам возсия, им же видеша вси свет велик, сладостныа тишины свободный день. Отъя бо Господь Бог наш укоризну нашу всю... » . В послании грузинскому царю (1589 г.) патриарх Иов уподобляет Феодора Иоанновича праведному солнцу (« яко солнце образно »), называя его «сосудом благонравия» праведного солнца – Христа. . Таким образом, и в публицистике Смуты понятие это является именем самого Бога. Позднее «солнцем праведным» называет Христа и Аввакум: « Мучася, небеснаго жениха достигнут . Всяко-то Бог их перепровадит век сей суетный и присвоить к себе жених небесный в чертог свой, праведное солнце, светь, упование наше! » . Первое фиксируемое источниками наименование человека «солнцем праведным» относится к Лжедмитрию. В соответствии с традицией, это означает присвоение царём имени самого Господа.

Используя понятие жидовства и сочетание солнце праведное , вкладываемые в уста союзников Лжедмитрия, Палицын утверждает одну мысль – Лжедмитрий назывался, провозглашался самим Спасителем. Для средневекового человека это могло означать только одно: на престоле богохранимого царства утвердился антихрист.

«Время времён и полвремени»

Повествуя о первом самозванце, книжники Смуты наполняли свой рассказ множеством символов, донося до читателя важные мысли, а зачастую выстраивая на символическом уровне сложную систему доказательств собственных идей и таким образом объясняя современникам происходящее. Обратим внимание на характерные определения, которые получает самозванец в памятниках Смуты. Вот как описывает автор «Плача о пленении и конечном разорении Московского государства» смерть Лжедмитрия, «сына тьмы, сродника погибели»: « Премилостивыи же Бог наш Троица не до конца сему врагу попусти всезлобныи яд излияти , вскоре разъсыпа бесовския его козни. И душа его зле исторгнуся от него... » . Близкие понятия встречаем мы и в Хронографе 1617 года: « ...и хваляся /Лжедмитрий/ на вся страны греческия, еже погасити в ней Христово благочестие и святыню его изтнити ; но не попусти ему Христова сила конечно сего сотворити » . Сходные обороты встречаются и грамотах Смутного времени . В силу частой повторяемости подобных фраз в источниках они представляются не более чем общим риторическим приёмом; зачастую это действительно так, однако используемые здесь образы имеют символическую природу, а природа символа способна к раскрытию, обнажению изначального значения, что придаёт совершенно особый смысл всему контексту. С подобной ситуацией мы сталкиваемся, обращаясь к описаниям Лжедмитрия: рассказывая о нём, некоторые книжники Смуты не ограничиваются использованием топосов, но прямо указывают на источник своих слов. Речь идёт о «Сказании» Авраамия Палицына и «Временнике» Ивана Тимофеева.

Говоря о пришествии в Россию Марины Мнишек, невесты Лжедмитрия, Тимофеев так комментирует это событие: « огнеподобно же ереси яростию, не яко царица, но человекообразная аспида, на християнство грядуще, дыша, подобне, якоже иже о женах во Откровении Богослова лежит: «Едина || едину, нечестива благочестиву хотя потопити изо уст водою» « . Для того, чтобы сравнение стало понятным, Тимофеев призывает читателей вспомнить Откровение Иоанна Богослова. Обратимся к нему и мы. Аспид (змий, дракон), изливающий воду из пасти на праведную жену (Церковь), – важный мотив пророчеств: в последние времена, по словам евангелиста, змей-дьявол будет низвержен с небес архангелом Михаилом и, оказавшись на земле, начнёт преследовать жену-Церковь. Вот как говорится об этом в Откровении: « и егда видев змии, яко низложен бысть на землю, гоняше жену... И испусти змии за женою изъ оуст своих воду яко реку, да ю в реце потопит » (Откр. 12: 13-15. Л. 68). Именно со змеем-диаволом автор «Временника» сравнивает невесту самозванца. Однако Тимофеев цитирует Писание не дословно: книжник соединяет существующие там образы в нечто новое. Марина Мнишек называется не только «аспидой», но и «нечестивой женой», что отсылает читателя к иному образу пророчества – Блуднице (Откр. 17). В соответствии с Откровением, потопить праведную жену будет пытаться не «нечестивая жена», но Змей; уподобляя «христианство» (Церковь) и Марину-аспида двум девам, Иван Тимофеев создаёт образ, хоть и отдаляющийся от текста Писания, но яркий и понятный читателям, хорошо знающим библейские пророчества .

Почему же, описывая Лжедмитрия, Тимофеев обращаются к Откровению Иоанна Богослова о конце света? Случайно ли возникли в иных источниках образы, напоминающие слова пророчества? Обратимся к «Сказанию» Палицына. Вот как рассуждает Авраамий о царствовании Отрепьева: «... Диавол восхитив к поглощению того насыщениа /православной России/ самовольне приведе. И уже чааше конец злобе изблеван видети . Но не у еще время времен и полвремени исполнися, по откровению Иоанна Богослова. Тем же и Господь не отверже еще нас » (Сказание, 115). Мы видим, что в своих описаниях Лжедмитрия Палицын, подобно другим авторам, создаёт образ, приближающийся к Откровению, где дьявол изрыгает воду на Церковь, желая потопить её; кроме того, книжник говорит о конечном изблевании , что перекликается с Хронографом 1617 г. Однако создатель «Сказания» использует больше символов, чем другие книжники, благодаря чему глубже раскрывается смысл сказанного. Палицын пишет о «времени времён и полувремени».

В эсхатологической традиции упомянутый срок соответствует трём с половиной годам – периоду, которой суждено править антихристу в последние дни . В то же время, само это определение непосредственно связано со счётом лет , отведённых до конца света. Вот что говорит о сроке завершения земной истории пророк Даниил: « и слышах от мужа облъченаго в багряницу... и кляся в живущей во веки, яко во время и во времене, и в пол времене » (Дан. 12: 7. Л. 159) . Однако Палицын (как и Тимофеев) не упоминает Даниила: по словам келаря, в основе его описаний лежит иной источник – Откровение Иоанна Богослова. Обратившись к нему, мы видим, что книжник цитирует отрывок из того же места пророчества, того же описания змея, изрыгающего воду на «жену»-Церковь. « И даны бышя жене две крыле, орла великаго да парит в пустыню в место свое, и да препитана беше ту время времен и полвремени, от лица змиина », – пишет евангелист, и продолжает: « И испусти змии за женою изъ оуст своих воду ...» (Откр. 12: 14-15. Л. 68). «Время времён и полвремени» имеет здесь то же значение, что и в книге Даниила. Предсказание о времени конца непосредственно связано с «излиянием воды» – попыткой дьявола в последние дни уничтожить Церковь и прийти к власти на земле.

Через символы, восходящие к Откровению Иоанна Богослова, описания Лжедмитрия особым образом раскрывается перед читателями. Зло, которое « изливает », « изблевывает » в России самозванец, уподобляется воде, изрыгаемой Змием на Церковь в последние дни; подобно самому дьяволу, Отрепьев пытается затушить Христову благодать. Древнее зло готово воплотиться в стране через неправедного царя, а пророчества, как никогда близки к осуществлению. И всё же последние времена не наступают: отмеренный Господом срок – «время времён и полвремени» – ещё не прошёл, и Змей-сатана не может исполнить задуманное.

После свержения Лжедмитрия становится понятным, что самые страшные опасения не сбылись. Однако это отнюдь не переносит ожидание конца света на неопределённое будущее: с воцарением Шуйского Смута не кончается, и пришествие погибельного сына, которым не стал Отрепьев, продолжают ожидать с неменьшим напряжением. В стране появляется новый самозванец, и история Лжедмитрия продолжается. В новом «царевиче» книжники сразу угадывают антихриста, наступающего на государство и желающего установить свою власть на Земле. Палицын изначально именует Лжедмитрия II лже-Христом; « На готовое... селение дьяволи мечты приде сам отец лъжи сатана », – восклицает автор Хронографа 1617 г. ; антихристом называет второго самозванца автор Псковской летописной повести, в которой не говорится о Лжедмитрии I. Новый «наследник» развивает миф, созданный своим предшественником. Прежний миф сохраняют и его противники, воспринимая ложного царя, стремящегося захватить трон православной страны, в соответствии с предсказанным в Откровении пришествием погибельного сына.

Правление Лжедмитрия, которому «безумно» целовали крест москвичи, становится настоящим бедствием: распространяющиеся по стране видения недаром говорят о том, что Господь готов «окончательно» погубить Русь . Грех общества, присягнувшего Отрепьеву, страшен; то, что победа не отдана дьяволу, – неизреченная милость Бога. « Того ради и нам зрящим подобаше внимати и за неизмерную владычю милость благодарити его », – подводит итог своим описаниям Палицын (Сказание, 115). Эсхатологические настроения быстро нарастают во время правления Отрепьева. Поддержав и приведя к власти «сына Ивана Грозного», а затем увидев, как ведёт себя и что делает долгожданный государь, многие современники с ужасом осознали: на престоле лестью утвердился человек, в котором может воплотиться сам сын погибели. После свержения правителя настало время одуматься, возблагодарить Господа и покаяться, однако появление второго самозванца, вновь поддержанного русскими людьми и вновь рвущегося к трону, заставило понять, что над всем неблагодарным миром нависла новая угроза.

Эсхатологические ожидания

Ожидания конца света в ближайшем будущем характерны для средневековой культуры. После того, как миновал страшный семитысячный год, возникает концепция конца света в «восьмой век», то есть в новое, восьмое тысячелетие. Мир обветшал и состарился , он неумолимо приближается к своему концу. Современники понимают, в какое непростое время выпало им жить: « яко настоящии оубо состарившийся веко, и дни сия лукавыя »! Кажется, ещё немного и история достигнет своей кульминационной точки: свершится пришествие антихриста. После 1492 года неизвестной остаётся только точная дата: « А якоже видим человека состаревшася, и вемы яко оуже скоро оумрети имать ибо емоу предшли соуть лета, но котораго дни и часа, не вемы. такоже и о Христове пришествии, и о кончине века сего разумеем » . Людям надлежит готовиться к тяжким испытаниям и скорому Страшному суду.

В XVII веке эсхатологическое восприятие происходящего становится, возможно, беспрецедентно «стабильным»: конца света ждут постоянно в связи как с летоисчислением, так и с определёнными событиями. Впервые это происходит в самом начале столетия, в период Смуты, о чём говорят уже многочисленные знамения и видения, распространившиеся в это время; вскоре эсхатологические ожидания воскресают вновь – в связи с реформами 1653 – 1654 годов и церковным Расколом. В конце века антихриста видят в Петре I, а знамения Конца – в его реформах. Наконец, особое место занимают ожидания Второго пришествия, связанные с приближением 1666 года. « А по исполнении лет числа, тысящи шести сот шестидесяте шести, не непотребо и нам от сих вин спасение имети да не некое бы что зло пострадати, по преждереченных, исполнение Писания свидетельств: яко настоит день Христов, якоже рче апостол », – говорится в «Книге о вере», изданной на Москве в 1648 году . Пришествие антихриста должно свершиться через 18 лет и тогда читатели Книги узрят самого сына погибели: « и не несть ли быти готовым подобает, аще кто достигнет тех времен, на брань с самим диаволом » . Средневековое сознание готово увидеть в происходящем события наступающего Апокалипсиса и ожидает День Христов как татя в ночи . Известные слова Христа « не ваше есть розумети часы и лета, што положил отец во своей владзы » отнюдь не смущают людей: ведь время Второго пришествия сокрыто от « людей превротных », а « до своих » если и не открыто прямо, то дано разуметь по предсказанным знамениям .

Одним из важных и популярных сочинений, вычисляющих время конца света по знамениям, становится упоминавшееся уже «Казанье об антихристе» Стефана Зизания, изданное в 1596 году параллельно на русско-литовском и польском языках. Произведение это представляет собой пространный комментарий «Слова» Кирилла Иерусалимского о последних временах. В 1644 году переведённое на русский «Казанье» (без упоминания Стефана, так что сочинение приписывается самому Кириллу), входит в знаменитую «Кириллову книгу». Что же «дано разуметь» своим людям о конце света? Хоть антихрист и не явился в 1492 году, ожидать его следует вскоре после 7000 года: ведь на восьмой день Христос явился ученикам, на «осьмой век» (тысячелетие) должно свершиться и Второе пришествие Спасителя. Еще Соломон предсказывал, что в «восьмом веке» произойдёт кончина «веку сему» и начнётся новое время . «Сказанию» вторит «Книга о вере»: « яко по седмих тысящех приход его будет... по еже седми деньми мир совершися, и по еже седмотысящными леты боудет кончина. И о сем достоит нам внимати » . Все знамения конца света, предсказанные Христом на Елеонской горе, разъясняются и описываются в «Сказании». До Конца остаётся совсем немного: как только антихрист распространит католическую «мерзость запустения» в православных храмах и настанут лютые времена, людям останется ждать лишь знамения Господня на небесах. В конце века никониане будут доказывать невозможность скорого Пришествия Христова, ссылаясь на то же пророчество, в частности, опираясь на то, что Евангелие ещё не проповедано всем языкам и народам; в средневековой же культуре и это знамение осмысляется по-иному: « еще не сям было выполнило тисяча лет от вочловеченя Христова. Проповелося Евангелие не мало всему свету », а затем через Вселенские соборы « толя по всему свете... всем народом оповежено » . День Суда не за горами, его действительно нужно ожидать как татя в ночи, думая о спасении и уповая на Господа.

О свершившихся знамениях говорится во многих источниках. События, предвещающие скорый конец, легко находятся в истории, и одним из таких событий становится разделение католической и православной церквей – отпадение «от веры истинной» самого римского понтифика.

« Всю же власть от тех времен царьскю и святительскую папа на себе привлече, вкоупе и царь и святитель наречеся , – утверждает «Книга о вере», – Не явныи ли сей антихристов предотеча ». Конца света ждать не долго: « не коснит Господь обетования... се бо дние лет наших и месяцы, яко сония преходят, и яко сень к вечеру, да приидет вскоре страшное и великое пришествие Христово » . «Наместник Петра» оказывается включённым в эсхатологическую модель и авторами Смуты. В «Сказании» Палицына о папе, «стрые» антихристовом, говорится в связи с Лжедмитрием: « От лет убо святаго Владимира, крестившаго Рускую землю, даже и до днесь, змий всепагубный, возгнездившийся в костеле Италийском, всегда небесныя звезды отторгаа, не токмо в Европии, четвертой части вселенныя, но и на востоце и юге и севере не почиваа гонит » (Сказание, 115). Образ змия-дьявола, свергающего с небес звёзды, встречается в древнерусской литературе (так, к примеру, описывает сатану Андрей Курбский) и восходит к Откровению: « И явися ино знамение на небеси, и се змии велик грьмен, имея глав седмь, им рогов десять, и на главах его седмь венец. И хобот его отроже третию часть звезд небесных, и положи я в землю... » (Откр. 12: 3-4. Л. 68). «Четвёртая часть вселенной», над которой распространена власть папы, также имеет аналогии в Откровении (Откр. 6: 8. Л. 66). Описания папы Римского, «стрыя антихристова», приближаются на символическом уровне к описаниям сатаны. Откуда могла возникнуть такая идея? На Западе, в протестантской теологии, существует представление о том, что антихрист – не определённое лицо, но череда сменяющихся римских пап. Возможно, что именно эти представления, проникнув в Россию через сочинения украинско-белорусских богословов, и отразились в подобных описаниях (Т. А. Опарина предполагает, что две важные эсхатологические концепции о папе-антихристе и о конце света в «восьмом веке» были восприняты русскими авторами именно из сочинения Стефана Зизания). Так или иначе, идея эта явно созвучна русским средневековым представлениям об «отпавшей» от веры истинной католической церкви и папах-еретиках.

Однако в «Сказании» Палицына акцент переносится на Лжедмитрия: так как много лет власть папы не может распространиться на Россию, дьявол « восхитив к поглощению того насыщениа самовольне приведе ». Именно Лжедмитрий должен осуществить замысел дьявола и привести Россию к его власти, введя в православных храмах опресночное причащение. Попытка эта едва не удаётся (« и уже чааше конец злобе изблеван видети ») (Сказание, 115). Если для автора «Книги о вере» существование папы – предтечи антихристова подтверждает близость Конца, то для писателей Смуты важнейшей фигурой, связанной с эсхатологическими ожиданиями, оказывается самозванец.

Антихрист должен принять всё зло и всю полноту гордости сатаны с тем, чтобы отвращать людей от Бога. Новый царь, в описании Палицына, не просто стремится распространить по всей стране «мерзость запустения» и затмить Христово благочестие, но и отвращает людей от спасительного для души смирения, заставляя веселиться «неведомо какой радости». Автор «Сказания» недаром говорит, что такие дела творятся Лжедмитрием в велихвальной гордыне : гордость Лжедмитрия имеет совершенно особую природу потому, что она выше и сильнее человеческой. «Велихвальная гордыня» царя – гордыня сатаны, мечтающего через сына погибели прийти к власти и затмить Христово благочестие во всём мире. И всё же, по Божьей милости, конец света не наступает, и дьявол не изливает своей злобы «до конца». Лжедмитрию не суждено стать «конечным» антихристом, но в силу апокалиптического восприятия событий в нём видят антихриста по существу , а не по подобию , которым может быть любой блудник и лгун.

Образ, созданный Палицыным и другими авторами Смуты, действительно сближает самозванца с «конечным» антихристом последних времён. Здесь-то и может возникнуть закономерное сомнение: могли ли современники Смуты видеть антихриста в конкретном человеке, монахе-расстриге, которого сами авторы часто называют Отрепьевым? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, кем должен был стать антихрист в представлении средневековых людей.

Сын погибели

В средние века существовали разные трактовки того, какова природа погибельного сына. В соответствии с одной из них, антихрист – лишь призрачная плоть сатаны. То, что сын погибели во всём будет подобен Христу, но подобие это будет не подлинным, а иллюзорным – принципиально важная мысль: дьявол немощен, его гордыня основана на реальном бессилии, все чудеса, творимые антихристом, будут лишь призрачными видениями – ни пройти по воде, ни сдвинуть гору в действительности он не способен. В некоторых случаях подобная идея распространялась и на представление о природе погибельного сына; происходит это, к примеру, в одном из популярных эсхатологических сочинений древней Руси – «Сказании о скончании мира и антихристе». Рождение Христа от девы Марии было подлинным, утверждается здесь, ибо Господь сотворил Адама, и только Он может создать человеческую плоть, рождение антихриста будет подобно рождеству Спасителя, тоже произойдёт от девы, однако дьявол не способен творить подобно Богу: « Родит же сь » сатана « по привидению от девица »; « диавол же аще и плоть приимет, и ту во привидении како бо ю же не созда плоть ». В антихристе падший ангел « мечтателен плоти своему существу восприит сосуд » .

Идея о том, что нечистый дух не может сотворить тела для своего сына, легла в основу ещё одного представления – о том, что плоть антихриста создал сам Господь. До конца времён «скаредная и скверная» оболочка хранится связанной в аду: лишь пред концом света, когда придёт время исполнения древних пророчеств, сын погибели войдёт в неё и воцарится на земле .

Обе известные на Руси трактовки определяются одной важной мыслю: сатана бессилен , подобно обезьяне он тщится быть подобным Богу, но на деле несёт в себе лишь пустоту и «мерзость запустения». Представления о могуществе дьявола, существовавшие в Европе, совершенно чужды русской средневековой культуре: когда в 1620-х годах, после особого процесса, на Москве сжигается «Евангелие Учительное» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого, одним из основных пунктов обвинения становится именно неканоническое представление нечистого. Устрашая грешников, Кирилл красочно, на четырёх листах, описывает страшные адские муки, которыми «заправляет» лютый дьявол, чей образ напоминает картину из фантастического романа Нового времени. Вельзевул, « всякой твары страшнейший, брыдкий и лютейший », меркнет здесь по сравнению с Левиафаном, «великорыбой» огненного моря, который огромен как величайшая гора или как тысяча гор, изрыгает из пасти громы и огонь, из ушей дым, а из ноздрей «сапаня», раздувающие адский огонь . Русский богослов находит меткое определение для таких, абсолютно неверных и еретических с его точки зрения описаний – он просто «жалеет» их автора: « плача, бредил Кирил... » .

И всё же представления о бессилии сатаны далеко не всегда переносились на антихриста: третья, и наиболее распространённая трактовка, представляет сына погибели не воплотившемся дьяволом, но человеком – настоящим, живым человеком из плоти и крови . Рождённый женщиной, происходящей из колена Данова, он вберёт в себя всё зло мира и получит всю силу сатаны. Рассуждая об именах антихриста, Иоанн Златоуст пишет: « и человека греха нарицает Исус: бесчисленная бо съделает, и приоуготовит иных да делают лютая. Сына же погибели глаголет Исус, зане и той погибнет. Кто же есть сей; оубо ли сатана; никако же: но человек некий всякое егово приемляй действо »! В десятом знамении «Слова» Кирилла Иерусалимского о погибельном сыне сказано так: « не от царей, ни от царьска рода возъдержит царство, но прелестию восхитит власть ». « Кто же сей есть »? – вопрошает автор комментариев Стефан Зизаний, и отвечает: человек, которого « сатана себе оученика себе оучинит, иже по оного воли сам собою начнет действовати » . Те же рассуждения встречаем мы и в другом популярном эсхатологическом сочинении, «Сказании о Христе и антихристе» Ипполита, папы Римского, где сын погибели трактуется отнюдь не как ипостась нечистого, но как «сын дьявола», «сосуд сатанин» . В Повести об избавлении Устюга Великого, описывающей осаду города во время Смуты, прямо говорится, что дьявол вселился в чернеца Григория, который собирался уничтожить православную веру во всей России .

Таково распространённое мнение, говорящее о человеческой природе антихриста. Пусть личность и имя царя известны современникам, имя будет иметь и погибельный сын, и до последних времён оно останется в тайне. Всё зло мира и вся ненависть ада могут воплотиться в беглом монахе-расстриге, и тогда пророчество Христа сбудется в 1605 году...

Правление Лжедмитрия I в контексте Смуты

Привлечённые нами источники Смуты создавались и редактировались уже после смерти Лжедмитрия, когда было понятно, что «конечного» антихриста из первого самозванца не получилось, и, тем не менее, описания его соотносятся с библейскими пророчествами о погибельном сыне. Противоречия здесь нет. Со смертью Отрепьева не прекращается Смута, а вместе с ней и сохраняются – и нарастают – эсхатологические ожидания. Время судить для современников ещё не пришло. В стране появляется второй самозванец, и лже-Христом немедленно начинают называть его, страну заполоняют иностранцы, повсюду распространяются угрожающие знамения. Описания этих дней во многих источниках заставляют вспомнить известные на Руси описания конца Света. Говоря о бедах последнего периода Смуты, наступившего после свержения Шуйского, автор Хронографа 1617 г. заключает: « и бысть тогда велико уныние и мятеж во всей земли Русьстей... прещения ради неверных и насилования ратных. Аще не быша прекратилися дние те, не бы убо спаслася всяка плоть по глаголющему » . Какой источник цитируется здесь? Обратившись к священному Писанию, мы увидим, что книжник отсылает читателей к той же Елеонской проповеди, где говорится о гибельных временах, которые придут перед концом света: « Будет бо тогда скорб велия, якова же несть была от начала миру, доселе, иже имать быти. И аще не бышя прекратилися дние тии, не бы оубо спаслася всяка плоть » (Матф. 24: 21. Л. 14). Автор Хронографа дословно цитирует Евангелие. По словам Спасителя, «великой скорбью» закончится земная история, вслед за ней наступит конец света и последует Второе пришествие.

Говоря о попытках Лжедмитрия II прельстить людей к своей «прелести» и тем самым отторгнуть от правой веры, Палицын, как кажется на первый взгляд, сближает свои описания с известными апокалиптическими мотивами. «... Въстанут бо лжехристы и лжепророцы, и дадут знамения велиа и чудеса, якоже прельстити аще възможно и избранныа », читаем в пророчестве Елеонской горы (Матф. 24: 24. Л. 14); вот как, в свою очередь, пишет Авраамий о попытке второго самозванца соблазнить митрополита Филарета: « Приведену же бышу ко лже-Христу... советовавши же врази, да тем инех прельстят, и хотяще к своей прелести того присягнути » (Сказание, 123). После скорби последних дней произойдут последние знамения наступающего конца: « убие же по скорби днии тех, солнце померкнет и луна не даст света своего ...» (Матф. 24: 29-30. Л. 14); у Палицына, в конце первой части «Сказания», встречаем: « и тогда солнце померче, еже есть всякое благочестие », « и вместо луны многиа пожары поля и леса освещеваху нощию... » (Сказание, 120-121, 122) . Определённые сходства с популярными на Руси эсхатологическими сочинениями имеют и многие иные фрагменты «Сказания» . Какова бы ни была природа этих топосных мотивов в памятниках начала XVII в., очевидно, что со смертью первого самозванца ожидания конца света не исчезают из сознания людей, но продолжают развиваться на новом этапе Смутного времени. В стране происходит всплеск угрожающих видений и знамений, многие из которых предрекают скорую кончину всего государства в случае, если люди не обратятся к покаянию.

До тех пор, пока сохраняется апокалиптическое восприятие событий, всё, происходящее в период Смуты, воспринимается современниками как признак наступающего Конца. Т. А. Опарина делает, в частности, такое предположение относительно «Временника» дьяка Тимофеева: «интерпретируя факт казни Самозванца, автор полагал, что в этой роли как неуязвимый лже-Христос Лжедмитрий I сам себя принёс в жертву, как бы позволив убить, а значит, он ещё вернётся в другом обличии» . Пожалуй, с уверенностью мы можем утверждать одно: чёткой и общей «градации», систематизации событий не существовало в это время, не было его раньше, не возникнет и впредь. Сознанью средневековья чуждо унифицированное представление, и в Писании и в Предании существуют разные идеи о событиях апокалипсиса, допускающие разное в и дение событий. Этот феномен проявляется практически каждый раз, когда в обществе распространяются представления о скором конце: в период эсхатологических ожиданий многие усматривают «конечного» антихриста в ком-то из современников, в то время как другие помнят точные Библейские пророчества. Через полстолетия после событий Смуты не только никониане, но и Аввакум, и иные учителя раскола предостерегают людей от того, чтобы видеть погибельного сына в каком-то определённом человеке: антихрист должен произойти из рода Израилева, от колена Данова и воцариться, остальные же отступники – лишь предтечи «конечого» антихриста. И всё же многие считают сыном погибели Никона, а затем Петра I. Вспоминая о правлении самозванца, Палицын утверждает, что его современники « уже чааше конец злобе изблеван видети » (Сказание, 115). «Новые мученики», описанные в «Сказании», предрекают всем присягнувшим царю скорую смерть от посланника сатаны (Сказание, 113). Наконец, дьяк Тимофеев утверждает, что люди « ничим же тогда мнее самого антихриста его зрящим, недостойна на престоле суща, неже царя! » Со смертью Отрепьева представления о грядущем конце света не теряют актуальности, набирая силу при появлении второго самозванца и находя своё выражение в памятниках начала XVII в.: для книжников, создававших и редактировавших свои сочинения уже после Смуты (как делали то Палицын и Тимофеев) и на новом этапе важно было показать, как близко подошла страна к погибели, и от какой беды спасло людей милосердие Всевышнего.

Несомненно, далеко не все современники Смуты являлись носителям мифа, отразившегося в публицистических источниках этого времени: многие люди продолжали видеть спасённого царевича и в первом, и во втором самозванце; в обществе происходит серьёзный и страшный раскол, немногим уступающий, пожалуй, будущему расколу церкви. Феномен Смутного времени во многом проявляется именно здесь, заставляя вспомнить слова автора «Новой повести» о престоле государства Российского: « месту тому колебатися, и живущим на нем смущатися, и главами своим глубитися, и велицей крови литися » . Завершая краткий анализ, посвящённый царю-самозванцу, мы начинаем видеть, какую немаловажную роль играли для создателей памятников ожидания дня Господня и пришествия погибельного сына, связанные с фигурой Лжедмитрия. Источники этого времени наделены особой символической глубиной, раскрытие которой приближает нас к лучшему пониманию прошлого: именно здесь освобождённая от современных трактовок уникальность эпохи, её мифическая реальность, открываются перед современным человеком, обогащая его знание об истории ушедших веков.

Так, с наступлением 1492 г. срок пришествия дня Господня предсказывался в 7007, 7777 и др. годах, наконец был перенесён на восьмое тысячелетие. См. об этом: Плигузов А.И., Тихонюк И.А . Послание Дмитрия Траханиота новгородскому архиепископу Геннадию Гонзову о седмеричности счисления лет // Естественнонаучные представления Древней Руси. М., 1988. С. 67, 68; Сахаров В.А . Эсхатологические сочинения и сказания в древнерусской письменности и влияние их на народные духовные стихи. Тула, 1879. С. 57, и др.

2 Новая повесть о преславном Российском царстве // Русская историческая библиотека (РИБ). Т. 13. СПб., 1909. Стлб. 192.

Причина подобной односторонности – безусловный примат объяснительной парадигмы в исторической науке XX в.: гетерономное направление в гуманитарных исследованиях определяет важнейшие течения исторической мысли прошедшего столетия. См. об этом: Юрганов А.Л. Источниковедение культуры (окончание) // Россия XXI. М., 2003. № 4. С. 65-66.

О теоретико-методологических основаниях исторической феноменологии см.: Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М., 2003. С. 312-334.

См. об этом: Антонов Д.И . Борис Годунов. Гордость и смирение в средневековой Руси // Россия XXI. №1. М., 2004. С. 171.

Попов А Юрганов А.Л. монарха О бесе Зерефере // Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушалевым- Безбородко. Вып. 1. СПб., 1860. С. 204.. Казанье об Антихристе. Вильно, 1569. Л. 41об-42.их же вера с нами мало же развращена: служат бо опреснокы... их же Бог не преда, но повеле хлебом служити... Из «Книги бесед»: Беседа пятая // ПЛДР. XVII век. Кн.2. М., 1989. С. 422.

Слово блаженного Серапиона о маловерье // ПЛДР. XIII век. М., 1981. С. 452.

Помимо «солнца праведного», Лжедмитрий мог называться «красным солнышком». Привлекая фольклорный материал (позднейших записей), Морин Перри (Maureen Perrie) делает вывод о том, что в основе этого наименования лежат народное представление о «хорошем правителе», а также идея смерти и воскрешения (смерть и «возрождение» царевича Дмитрия – фольклорный образ солнца). Отметим, что доказать существование подобных идей в народе в начале XVII в. непросто; в то же время, подобная трактовка противоречит прямым утверждениям авторов Смутного времени, в сочинениях которых до нас доходят эти понятия. См.: Perrie Maureen . Christ or Devil? Images of the First False Dimitry in Early Seventeenth-Century Russia // Structure and Tradition in Russian Society. Helsinki, 1994. P. 105-108.

«Житие» Аввакума // ПЛДР. XVII век. Кн. 2. С. 381. Там же. Сахаров В.А. Указ. соч. С. 24. Разница в трактовках природы антихриста стала одним из оснований, позволивших В. А. Сахарову атрибутировать «Сказание о скончании мира» как принадлежащее не Ипполиту Римскому, но иному автору. См. об этом:

Горы незахороненных трупов, звери, творящие зло людям, церкви, превращённые в конюшни, бедствия днём и бедствия ночью и др. образы, наполняющие «Сказание», встречаются в многочисленных описаниях последних дней в популярных на Руси памятниках. Ср.: Сказание, С. 120 (Л.38об-39), С.121 (Л. 40), С. 122 (Л. 41-42), С. 123 (Л. 44-44об) и «Слово о скончании мира»: Срезневский И.И . Указ. соч. С. 84, 87; Поучение аввы Дорофея о последних временах: Ефрем Сирин, авва Дорофей . Поучения. М., 1652. Л. 302-302об. и др.

Опарина Т.А . Указ. соч. С. 121.

«Временник» Ивана Тимофеева. С. 88.

A. C. Гришин. Миф об антихристе в русской истории и литературе конца XIX?XX веков

Миф об антихристе, сложившись на ранних стадию развития христианства, пройдет затем через многие века европейской и русской истории, культуры, искусства, науки. Он будет постоянно наполняться новым содержанием, сближаться с реальными историческими личностями и событиями, обмирщаться и социализироваться, приобретет вид некоей универсалии, которой будут охотно пользоваться не только религия, но и многие философские системы (особенно в своей философии истории), историческая наука, этика, искусство. Этот миф, как будет показано далее, действительно обладает огромным универсальным потенциалом, он и сегодня предстает как вечно творящийся.

Рожденный древними из некоей познавательной тоски («что впереди? каков смысл мира? есть ли конец истории? как будет изживаться зло в мире? долго ли будет длиться ниспадение человека в бездну греха, лжи, насилия и лицемерия? возможно ли на земле единое государство во главе с единым правителем и каковы сроки его существования? чем закончится вечная борьба добра и зла?»), миф об антихристе на долгие столетия станет предведением для человечества и, как дамоклов меч, будет внушать ему постоянную мистическую тревогу.

В русской истории и литературе резко выделяются три эпохи актуализации мифа об антихристе, эпохи смутные, нестабильные, переходные. Первая актуализация - эпоха раскола XVII?XVIII вв., вторая - эпоха конца XIX - начала XX в., третью актуализацию мы переживаем сегодня, когда кажется, что наступили последние времена и в мире царят войны, насилие и всеобщая мерзость запустения, хлебопашец покинул землю, а в человеке навсегда поселились злонравие и злоречие, нечестие и сребролюбие. Современная литература очень чутко уловила этот сдвиг, точнее, провал нашего бытия в эсхатологическое состояние в «Пожаре» В. Распутина, «Печальном детективе» В. Астафьева, «Плахе» Ч. Айтматова. Очевидно, что и в ближайшем будущем в нашей литературе эсхатологическая проблематика и эсхатологические настроения будут ее отличительными знаками.

В реальной жизни и в реальной истории во все эпохи актуализации мифа об антихристе происходит резкий рост эсхатологических настроений, они начинают занимать ведущее место не только у верующих христиан, но и у атеистов, и людей без веры.

Долгое время миф об антихристе в русской и европейской истории существовал только как христианско–богословское учение и не распространялся на светские области культуры и искусства. К средневековью сложилась традиция, по которой отцы церкви, крупные богословы обязательно писали многочисленные «Слова» или «Толкования» о пришествии антихриста, кончине мира и втором пришествии Христа, а светские писатели этим почти не занимались. Примечательно, что в истории русской светской литературы первое упоминание об антихристе содержится в «Повести временных лет» в записи за 1071 год, где есть рассказ о двух волхвах, верующих в антихриста.

В России эта традиция была резко поколеблена в эпоху раскола, когда миф об антихристе стал не только христианско–богословским, но был перенесен на современную жизнь, современных исторических и духовных деятелей, на само государство. Этим мифом раскольники критиковали современное государство и его устои: оно для них - «царство антихриста», цари Алексей Михайлович и Петр I, Никон, епископы, преследующие раскольников, тоже «антихристы». Впервые именно у раскольников сформировалось и утвердилось собственно эсхатблогическое мировосприятие, согласно которому в мир уже пришел антихрист. У расколоучителей (протопопа Аввакума, А. Денисова, дьякона Федора, С. Иванова, М. Вышатина и др.) во многом новая концепция антихриста прямо противопоставлена традиционному взгляду православной церкви на антихриста. Если традиционное богословие, опираясь на Библию, заявляло, что о дне и часе прихода антихриста никто не ведает, кроме Бога–Отца («О дне том и часе никто не ведает, ни ангелы небесные, только один Отец Мой». - Мф. 24, 36), то раскольники утверждали, что «духовный» или «мысленный» антихрист уже пришел и Царит в мире. Они разработали свое учение о «чувственном» и «духовном» антихристе. Первый - конкретное историческое лицо, второй - собственно антихрист, точнее его духовный облик и духовные проявления в мире. Именно с эпохи раскола в русской истории и литературе начинают существовать две во многом разные концепции антихриста - традиционная ортодоксально–богословская и новая раскольническая. И последняя будет затем опорой для многих философов, поэтов и писателей XIX?XX вв.

Существующий на сегодня огромный комплекс богословской и светской литературы об антихристе показывает, что в этом мифе четко выделились три его стороны, точнее, линии: первая - персонификации антихриста в различных исторических личностях; вторая - линия лжехристов или лжемессий; третья - линия собственно антихриста. Раскроем общий смысл этих линий.

Уже в первые века, новой эры сложилась устойчивая традиция персонифицировать антихриста в крупных исторических личностях - прежде всего императорах, царях, крупных полководцах и в еретиках, в тех, кто преследовал христианство и христиан или изменял им. С апостольских времен и в эпоху раннего христианства сюда вошли императоры Нерон, Максимилиан, Диоклетиан, Юлиан Отступник, а также еретики Арий, Несторий, Савелий, Македоний, Аполлинарии и многие другие. В свое время все эти императоры боролись с христианством или, достигнув власти, требовали божественных почестей (Нерон), а еретики отступали от Священного Писания. Все они были объявлены церковью антихристами, и весь этот ряд персонификаций по ортодоксально–богословской традиции стали называть предшественниками или предтечами антихриста.

В России этот ряд персонификаций антихриста, как уже отмечалось, резко расширился в годы раскола. Тогда же сюда стали попадать и римские папы за то, что, образовав свое государство, изменили христианству, соблазнились мечом кесаря и возмечтали о мировом господстве. (Этот раскольнический акцент позже будет очень важен для Достоевского и русских богоискателей начала XX в.) В XIX веке русской истории этот ряд персонификаций антихриста почти не пополнялся, за исключением Наполеона. В конце XIX - начале XX в. сюда входят Л. Толстой, Гр. Распутин, А. Керенский, Ленин. Последней персонификацией этого ряда уже в конце XX в. стал М. Горбачев, вписанный сюда Б. Олейником. Как видим, линия персонификации антихриста принципиально незавершима, исторически открыта.

С библейских времен начинается и линия лжехристов. Одним из первых здесь оказался библейский персонаж и реальная личность Симон–волхв или Симон–маг. (См.: Деян. ап. 8, 9-24). Архимандрит Никифор указывает, что с библейских времен по XII век не менее 24 человек «богохульно» дерзали на звание Христа. Христианская традиция рассматривает лжехристов и лжемессий тоже как предшественников, предтеч антихриста.

С книг Библии и писаний отцов церкви пошла традиция предупреждать христиан о пришествии не только предтеч антихриста, но и собственно антихриста. Он, по библейскому мифу, перед вторым пришествием Христа будет ему противодействовать, истреблять христиан и их веру, их пророков, подымет войну против Бога, получит от дьявола сверхчеловеческий разум и, воспитываясь тайно, пошлет в мир своих лжепророков, захватит власть над миром и будет царствовать 3,5 года, затем будет истреблен Духом Божиим. (О собственно антихристе см.: Дан. 7,25; Ис. 14; 1 Ин. 2, 18, 19, 22; 2 Фессалон. 2,8; Откр. 13, 2-10.) Огромная масса богословской литературы была посвящена расшифровке «тайны» имени антихриста, считающейся мистической: в Откровении Иоанна Богослова он назван «зверем»: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть» (Откр. 13, 18).

Пользуясь тем, что в различных языках (древнееврейском, древнегреческом, старославянском и др.) буквы имели и цифровое значение, богословы называли такие имена собственные антихриста - Латейнос, Теитан, Лампетис, Оникитис, Маометис, Амнос, Адикос, Антемос, Венедиктос, Титан и многие другие. В процессе расшифровки имени антихриста в богословии родилась целая наука - гематрия.

Что произошло с мифом об антихристе в период второй его актуализации в русской литературе конца XIX - начала XX в.? Какие новые имена и проблемы оказались причастными к нему? Эта актуализация в основном происходила в русле не церковной, а светской литературы, которая оказалась очень разнообразной - легенды, повести, философские и историософские статьи, литературная критика и эссеистика. Поэзия и драматургия оказались менее затронуты этим мифом. Вторая актуализация происходила на достаточно многослойном предлежащем ей контексте: библейский миф об антихристе и писания отцов церкви; раскольническая концепция антихриста. Не случайно такие писатели, как Л. Толстой, Ф. Достоевский, К. Леонтьев, Вл. Соловьев, а позже символисты (Мережковский, Гиппиус, Белый, Вяч. Иванов и др.), критики религиозно–философского направления (Бердяев, Булгаков, Розанов, Лосский, Франк и др.) в своих работах и жизни испытывали обостреннейший интерес к расколу, к современному старообрядчеству, сектантству, старчеству. Когда Мережковский и Гиппиус приходят в 900–е годы к выводу «самодержавие - от антихриста», то они только повторили раскольнические идеи о том, что церковным собором 1666-1667 гг. в России положено начало царства антихриста, что цари и вообще государство - от антихриста. Когда тот же Вл. Соловьев, а за ним Мережковский стали разрабатывать концепцию русской и мировой истории как борьбу двух мировых стихий, двух мировых начал - Христа и антихриста, христианского и антихристианского, то они повторяли раскольнические представления об истории. На содержании мифа об антихристе на рубеже XIX?XX вв. сильно сказались и такие события, как начавшиеся войны и революции, всеобщая хаотизация жизни, настроения «конца века». В целом же новое содержание и новая проблематика его оказались связанными с именами четырех гениальных, но очень непохожих мыслителей и художников - Достоевским, К. Леонтьевым, В. Розановым, Вл. Соловьевым и, в частности, с такими их созданиями, как «Великий Инквизитор», «Восток, Россия и славянство», «Над могилой Пазухина», «Легенда о Великом Инквизиторе» Достоевского», «Краткая повесть об Антихристе».

«Поэма» или «легенда» «Великий Инквизитор» Достоевского «сочинена» героем романа Иваном Карамазовым. С 90–х годов она привлекает внимание многих философов, критиков, писателей, ее проблематика одновременно осовременивается и универсализируется: в ней начинают видеть не только художественное произведение, но и гениальное философское, религиозное, историософское, онтологическое произведение пророческого характера. Начало такому взгляду положил В. Розанов книгой «Легенда о Великом Инквизиторе» Ф. М. Достоевского». По следам Достоевского как художник и философ пойдет затем Вл. Соловьев в своей «Краткой повести об Антихристе». Но в отличие от Достоевского, перенесшего действие легенды в средневековую Испанию XVI в., Соловьев перенесет действие своей повести в будущее и гениально смоделирует антихриста будущего, не разрушая при этом библейский образ антихриста, а лишь дополняя и модернизируя его. Поэтому повесть Соловьева заняла в истории русской литературы уникальное место - на нее стали ссылаться многие богословы.

В 900–е годы легенду Достоевского стали расценивать как «вершину» всего его творчества. Бердяев в статье «Великий Инквизитор» (1907) писал, что тема этой легенды «универсальна, в ней дана целая философия истории и сокрыты глубочайшие пророчества о судьбе человечества… в ней мы черпаем вечные поучения». И он же в книге «Миросозерцание Достоевского» (1923) напишет, что эта легенда - «вершина творчества Достоевского, увенчание его идейной диалектики».

В легенде Достоевского собственно антихриста нет: ведь Великий Инквизитор это только человек, отрекшийся от Христа и христианства, точнее, подменивший последнее якобы во имя блага страдающих и слабосильных людей. В ночном монологе, обращенном к Христу (Христос здесь молчит!), он пытается убедить его в своей правоте: заповеди Христа слишком трудны для слабых людей и он, Инквизитор, дал этим людям счастье взамен свободы. Для него счастье и свобода людей несовместимы. Инквизитор обвиняет Христа в том, что он когда?то не принял трех искушений дьявола, и провозглашает типично антихристов лозунг: «Накорми, тогда и спрашивай с них (людей. -АГ.) добродетели…» «Великий Инквизитор» Достоевского - художественно–философское произведение о путях свободы человека и человечества в этом дольнем мире. По Достоевскому, человечество отвергло горнюю. Христову свободу во имя свободы дольней, земной. Здесь в образе Великого Инквизитора явлен дух антихриста, он прямо говорит Христу: «Мы давно уже не с тобою, а с ним, уже восемь веков». Этим Достоевский направил свою легенду и против католичества, которое с VIII в. «с ним», т. е. дьяволом и его учеником антихристом, так как именно в середине VIII в. было образовано папское государство со столицей в Риме, с неограниченной церковной и светской властью папы. С этого времени, по Достоевскому, католичество приняло дьявольское искушение властью, пропиталось духом антихриста.

Но эта легенда Достоевского направлена и против социализма, который он тоже считает духом антихриста, похищающим свободу людей.

«Бывают писатели с невыразимо печальной судьбой, неузнанные, непонятые, никому не пригодившиеся, умирающие в духовном одиночестве, хотя по дарованиям, по уму, по оригинальности они стоят многими головами выше признанных величин» - так начал свою статью Бердяев, озаглавленную тоже знаменательно: «К. Леонтьев - философ реакционной романтики» (1904). Действительно, строем своих мыслей и теорий, духовной самостоятельностью, постоянным стремлением идти против века и его «модных» идей К. Леонтьев как будто сознательно обрекал себя на одиночество и непризнание почти всеми лагерями общественной и философской мысли XIX в. на вечную печать «консерватора» с ее ужасающим и уничтожающим русским смыслом XIX?XX вв. Поздние славянофилы сторонились его, а И. С. Аксаков находил у Леонтьева «сладострастный культ палки» и в чем?то был прав: Леонтьев любил силу и эстетизировал ее в жизни, в государстве, в природе, в религии, в искусстве. Многие современники даже видели в нем русского предшественника Ницше из?за поклонения силе, аристократизма духа, бесстрашия мысли. Западники отшатывались от него с отвращением, ибо он питал эстетическую и мистическую. ненависть ко всем теориям буржуазно–эгалитарного прогресса, который ведет Европу к торжеству мещанства, середины, пошлости, гибели европейской культуры и искусства. По Леонтьеву, этот прогресс и буржуазная демократия, либерализм ускоряют и приход антихриста. Поэтому в противовес клятвам Достоевского и его героев, клятвам десятков славянофилов и западников в любви к Европе он напишет: «Как мы ненавидим тебя, современная Европа, за то, что ты погубила у себя самой все великое, изящное и святое, и уничтожаешь и у нас, несчастных, столько драгоценного своим заразительным дыханием». Как и полагалось славянофилу, Леонтьев долго верил в высокую историческую миссию России, призванной спасти мир от европейского прогрессизма и разложения. Но в конце своей жизни он откажется от этой веры и поэтому в последней статье «Над могилой Пазухина»(1891) выскажет страшное пророчество: может быть, единственное историческое предназначение России в том, что она родит антихриста. В этой статье, размышляя о судьбах России и Европы, Леонтьев предложит целый комплекс не только религиозных, но и социальных мер по задержанию прихода антихриста. Это - сильное государство с сильным царем и сильным социальным расслоением, укрепление веры и церкви, понимание христианства как силы суровой, а Бога - карающим, перед которым человек должен испытывать страх и трепет. Если же этого не сделать, тогда «русское общество… помчится по смертному пути всесмешения и - кто знает? - подобно евреям, не ожидавшим, что из недр их выйдет Учитель Новой Веры, - и мы, неожиданно, лет через 100 каких?нибудь, из наших государственных недр, сперва бессословных, а потом бесцерковных или уже слабоцерковных, - родим того самого антихриста, о котором говорит еп. Феофан вместе с другими духовными писателями». Всякий же переход к демократическому или республиканскому образу правления, по Леонтьеву, открывает и ускоряет приход антихриста.

«Краткая повесть об антихристе» Вл. Соловьева, включенная как самостоятельная часть в его статью «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» (1900), тоже оказалась его последним художественноч^илософским и историософским произведением. Прельщающая, искушающая, обманная и обольщающая, подменная и лживая стороны лика антихриста раскрыты здесь необычайно убедительно и глубоко. Эта повесть сыграла огромную роль в развитии русского варианта мифа об антихристе в литературе и философии XX в., она воплотила соловьевские представления о будущем, о развитии мировой истории. Действие повести перенесено в XXI век, идут войны между Востоком и Западом, в Японии родилась идея панмонголизма, Европа оказалась завоеванной Востоком. После полувекового господства азиатского богдыхана Европа, соединив свои силы, освобождается. В это время и появляется «сверхчеловек», который «благодаря своей высокой гениальности к 33 годам широко прославился как великий мыслитель, писатель и общественный деятель… он был убежденным спиритуалистом», верил в «добро, Бога, Мессию. В это он верил, но любил только одного себя». Он считает себя будущим настоящим Христом, а пришедшего раньше его - предтечей Христа. Свое призвание этот юноша видит в том, чтобы стать «благодетелем этого отчасти исправленного, отчасти неисправимого человечества». Но антихристом он станет только тогда, когда встретится с дьяволом, давшим ему сверхчеловеческий разум и силу. А после этого, написав знаменитое сочинение «Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию» и став всемирным правителем, он долгое время остается филантропом, аскетом, «филозоем», «благодетелем человечества». Лишь только тогда, когда на вселенском соборе он будет разгадан как антихрист, будет начата им ожесточенная борьба с христианами и их пастырями. Новым в этой повести Соловьева было его стремление восполнить те проблемы в биографии антихриста, которые существовали в Библии. Поэтому он достаточно полно раскрыл юность, учебу, мировоззрение антихриста, ввел сцену с дьяволом, признавшим в юноше своего сына и давшим ему сверхчеловеческий разум и силу, показал мировоззренческий путь юноши к роли антихриста. Соловьевский антихрист отличается от многочисленных его трактовок отцами церкви как чистого, беспримесного зла, ибо у Соловьева антихрист вначале действительно хочет людям добра, но это добро оказывается поддельным. Знаменательно, что Г. П. Федотов свою статью, посвященную анализу этой повести Вл. Соловьева, назовет «Об антихристовом добре».

Необходимо отметить еще одну новую сторону соловьевского образа антихриста. В повести он несколько раз называется «сверхчеловеком». Если учесть оценки Соловьевым учения Ницше и его идеи сверхчеловека, то ясно, что этой стороной образа антихриста он не только отсылает читателя к идее немецкого философа, но и полемизирует с ней, демонстрируя логику сверхчеловеческого пути.

Написанные в эти же 900–е годы легенда Л. Толстого «Разрушение ада и восстановление его» (1902) и пьеса Л. Андреева «Анатэма» (1909) посвящены борьбе дьявола с Богом и людьми, но образа антихриста не касаются.

Очень много об антихристе было написано Дм. Мережковским в его статьях и в исторической трилогии «Христос и антихрист».

Первое его обращение к мифу об антихристе произошло в конце 90–х годов во время работы над романом «Юлиан Отступник», ставшим первым романом его исторической трилогии. Именно здесь им была найдена схема всемирной истории и схема изображения исторической личности. Обе они основывались на выявлении двух полюсов, двух бездн, которые когда?то должны будут слиться, синтезироваться. В приложении к истории схема утверждала, что всемирная история - вечная борьба двух начал - начала Христа и начала антихриста. В приложении к человеку, особенно крупной исторической личности, схема утверждала, что борьба этих же двух начал идет в мировоззрении, сознании, действиях и стремлениях этой личности. Мережковский уже в этом первом романе связал главного героя с двойником, точнее демоном–покровителем или демоном–искусителем. У Юлиана Отступника таким демоном ока ч зался жрец Максим, дающий ему самые разные, порою противоречивые советы, двоящийся в своей вере («царство чиавола равно царству Бога»). В конце романа Максим будет воспринимать себя как антихриста, пришедшего на землю не вовремя.

У Мережковского главный герой всех его исторических романов часто получает от других героев имя антихрист. Юлиан Отступник, направленный в Галлию для подавления восставших варваров, победил их, и вскоре воины провозгласили его императором. И его первый шаг в этой роли был глубоко символическим: он сорвал со священного знамени Лабарума золотой крест и монограмму Христа, заменив их изображением бога Гелиоса. На это деяние кто?то из воинов произнес: «Антихрист». Позже в Константинополе Юлиан начнет восстанавливать языческие храмы и праздники, поэтому христиане назовут его «волком–антихристом». В романе «Юлиан Отступник» история Византии второй половины IV в. развернута как борьба христианства и язычества (антихристианства). В Предисловии к своему собранию сочинений Мережковский достаточно верно раскрыл свою эволюцию: «Когда я начинал трилогию «Христос и антихрист», мне казалось, что существуют две правды: христианство - правда о небе и язычество - правда о земле, и в будущем соединении этих двух правд - полнота религиозной истины. Но, кончая, я уже знал, что соединение Христа с антихристом - кощунственная ложь. Я знал, что обе правды - о небе и о земле - уже соединены во Христе Иисусе».

На основе некоторых идей этого романа и своего изучения «исторического христианства» (точнее, критики традиционного богословия и церкви) Мережковский начал в 900–е годы разрабатывать концепцию «нового религиозного сознания», в которой сохранены те же схемы противопоставлений в истории, человеке, религии. Но под давлением сильной критики этой концепции церковными кругами и другими «богоискателями» (особенно Н. Бердяевым) он немного модернизирует эти схемы.

Достоинства и недостатки философско–художественного воплощения мифа об антихристе у Мережковского достаточно хорошо показал Н. Бердяев, посвятивший ему несколько статей. Причем каждая последующая его статья содержала все более ожесточенную и убедительную критику как идей Мережковского, так и слабостей его таланта. В первой статье Бердяев во многом разделяет взгляд Мережковского на «историческое христианство», но упрекает в некоем двоении, неясности, двойственности его взглядов на церковь, на историческую личность, на антихриста, в том, что у него «судьба мира решится борьбой Агнца со Зверем, выходящим из бездны, Христа с Антихристом, а сам человек, творческая свобода его тут будет ни при чем». В статье «Новое христианство (Д. С. Мережковский)» Бердяев уже не разделяет и тех его мыслей, которые раньше поддерживал, в частности мысль Мережковского, что язычество - обожествление плоти, а христианство - духа. Именно схематизм, ставший в романах и статьях Мережковского шаблоном и художественным принципом, подвергает Бердяев жесткой, но справедливой критике. Он пишет: «Весь мир и всю мировую историю Мережковский воспринимает лишь на полюсах, лишь в аспекте Христа и антихриста… Он остается в вечном двоении, и это двоение - наиболее характерное, наиболее оригинальное в нем. Ему нравится это двоение, это смешение образа Христа и антихриста, эта неясность в различении подлинного и обманного, Лика и личины, бытия и небытия… он пытался синтезировать Христа и антихриста, Богочеловека и человекобога. Но потом почувствовал, что в христианстве, даже новом христианстве, такой синтез невозможен, и стал убегать от антихристова духа в себе самом». И далее еще более жестко: «В антихриста он верит более, чем в Христа, и без антихриста не может шагу ступить. Всюду открывает он антихристов дух и антихристов лик. Злоупотребление антихристом - один из основных грехов Мережковского. От этого антихрист перестает быть страшен. Слишком много говорит Мегсжковский об ужасах антихриста, и потому никому не страшно». Бели в статье «О новом религиозном сознании» Мережковский был назван «художником–мыслителем», то в статье «Новое христианство…» он уже назван «художником–схематиком», у которого нет «энергии творческой мысли», и его главный недостаток в «гностической слабости».

В романе «Леонардо да Винчи» главный герой за веру в науку и разум церковниками не раз называется дьяволом, антихристом. Один из них, отец Тимотео, говорит: «Флорентиец Леонардо - слуга и предтеча антихриста». Таким же злым антихристом изображен и Петр I в романе «Петр и Алексей». Именование каждого из главных героев трилогии «Христос и антихрист» антихристом - штамп Мережковского. Но здесь возникает один вопрос, не исходил ли Мережковский из той мысли, что в любой выдающейся исторической личности неизбежно присутствует начало, лик антихриста, ибо такая личность обладает некими сверхчеловеческими способностями. Поэтому в ней всегда сильно демоническое начало: и современники, и последующие поколения видят в ней именно сверхчеловеческую, демоническую личность. Может быть, с этим и связано то обстоятельство, что в ряду персонификаций антихриста у всех христианских народов оказывались именно такие исторические личности.

После Октябрьской революции миф об антихристе в русской литературе, истории, философии наполняется новым актуальным содержанием и новыми героями. Сама революция многими видится как свершившийся апокалипсис, большевики, коммунисты - антихристами, новая власть и новое государство - царством антихриста, социализм - антихристов прельщающий дух. Все эти идеи были сконцентрированы в книге «Из глубины. Сборник статей о русской революции» (1918). С. Аскольдов, как уже говорилось ранее, в ряд персонификаций антихриста включил Гр. Распутина, А. Керенского, В. Ленина. Бердяев в статье «Духи русской революции», отметил, что Достоевский «один из первых почувствовал в социализме дух антихриста. Он понял, что в социализме антихристов дух прельщает человека обличьем добра и человеколюбия».

Интересным представляется истолкование образа Христа в поэме А. Блока «Двенадцать» одним из героев статьи С. Булгакова «На пиру богов. Pro и contra. Современные диалоги». Герой этого диалога, Беженец, утверждает, что Блок - поэт «вещий», «ясновидящий» и в поэме «Двенадцать» он «видел, только, конечно, не Того, Кого он назвал, но обезьяну (по богословской традиции антихрист - обезьяна Христа. - А. Г.), самозванца, который во всем старается походить на оригинал и отличается какой?нибудь одной буквой в имени…». Но трактовка блоковского Христа как антихриста не соответствует авторскому пониманию этого образа, зафиксированному в дневниковых записях поэта за 18, 20 февраля и 10 марта 1918 г. В этих записях Блок дважды говорит о том, что «страшно», «страшная мысль», что впереди двенадцати красногвардейцев идет Христос, а надо, чтобы шел кто?то Другой». Кого поэт предполагал в Другом - реальную историческую личность или антихриста? Интересно, что в 30–е годы известный критик А. Луначарский упрекал Блока, что он не увидел Другого в Ленине.

Из художественной литературы 1918-1920–х годов приведем три небольших текста, связанных с мифом об антихристе.

М. Цветаева в своих дневниковых записях за 1919 год описывает посещение с сестрой Алей храма Христа Спасителя: «Мы только что от храма Спасителя, где слушали контрреволюционный шепот странников и - в маленьких шапочках - в шубах с «буфами» - худых и добрых - женщин - не женщин - дам - не дам, с которыми так хорошо на кладбище.

«- Погубили Россию…» «В писании все сказано…» «Антихрист…».

И. Бабель в своей петроградской миниатюре «Мозаика» описал, как в залах Зимнего дворца некий товарищ Шмицберг говорил антирелигиозную речь, а в отдаленном углу сидел старый служитель, который рассказывал о прошлом. Но вот его рассказ прерывает старушка:

«- Где, батюшка, здесь речь говорят?

Антихрист в Николаевской зале, - равнодушно ответил служитель.

Солдат, стоявший неподалеку, рассмеялся.

В зале антихрист, а ты здесь растабарываешь…

Я не боюсь, - так же равнодушно, как и в первый раз, ответил служитель, - я с ним день и ночь живу.

Весело живешь, значит…

Нет, - сказал служитель… невесело живу. Скучно с ним».

Тема антихриста упомянута и в интересном рассказе Пан.

Романова «Бессознательное стадо». Рассказ этот чисто бытовой, написан в 1920 г., но в нем фиксируется одна из доминант советского быта - очереди. У кассы железнодорожной станции толпится народ, и после многих вариантов упорядочить очередь решают номер каждого писать химическим карандашом на ладони. Почти все согласились, лишь «какой?то высокий старик с длинной седой бородой и староверским видом вдруг воспротивился:

Не хочу антихристову печать ставить!»

В «Поднятой целине» М. Шолохова тоже присутствует миф об антихристе в современной интерпретации, в главе XXXV, изображающей «бабий бунт» и последующее за ним собрание. На собрании Давыдов рассказал, как во время бунта мать Михаила Игнатенка кричала, когда вели Разметнова: «Анчихриста ведут! Сатану преисподнюю!..» - и хотела пои помощи женщин надеть на его шею нательный крест на шнурке…», и как от этого отбивался Разметнов, а потом перекусил зубами шнурок. Мать же Мишки Игнатенка за это арестовали, и мы можем только гадать, что с ней стало.

Как видим, миф об антихристе не исчез из советской литературы 20-30–х годов, он как бы «рассыпался» на отдельные мотивы, детали, стал бытовым явлением.

Последним по времени обращения к теме и образу антихриста оказался «Псалом. Роман–размышление о четырех казнях Господних» Ф. Горенштейна. Он был закончен в 1975 г., но опубликован у нас только в 1991-1992 гг. (См.: Октябрь. 1991. № 10-12; 1992. N? 1-2.) Писатель сделал главным героем романа Антихриста. Но этот образ резко отличается от новозаветной и христианско–богословской традиции изображения и толкования антихриста. Во–первых, само написание имени героя с прописной буквы - кощунственное противоречие этой традиции. Во–вторых, Ф. Горенштейн, отрицая почти все новозаветные тексты и историческое христианство за их якобы отступничество от матери - иудейской религии, создал свой образ Антихриста, опираясь лишь на некоторые книги Ветхого Завета. И прежде всего из Книги пророка Даниила взяты несколько имен антихриста: он из колена Данова, поэтому одно его имя - Дан. Отсюда же взяты и его имена - Аспид, Змей. Этим, пожалуй, и ограничивается связь горенштейновского антихриста с библейским.. Все остальное в этом романе (происхождение антихриста, его мифологические роли в судьбах народов, стран и людей, его земные странствования) является попыткой создать некий свой апокрифический образ. В земной жизни, для людей его имя Дан Яковлевич. Он считает себя «посланцем Господним», «братом Иисуса Христа». По -библейской же традиции он - посланец Сатаны и противник Христа.

Первая мифологическая роль Антихриста в этом романе - творить «Суд и Проклятие» на земле, нести с собой на нее четыре казни Господни: «Первая Казнь - меч, вторая - голод, третья - зверь, толкуемый как похоть, четвертая - болезнь, моровая язва».

Земная власть библейского антихриста - 3,5 года, у Горенштейна он странствует по Украине и России 20 лет, с 1933 по 1953 г. Автор дал своему Антихристу еще одну миссию, которой не знает библейский антихрист. Она в том, что он преследует и карает антисемитов на Украине, в России. Это же делается по отношению к «выкрестам». Поэтому в романе навязчиво повторяется мысль, что три народа - украинцы, русские, немцы - эти три страны прокляты за антисемитизм. Прокляты и все «выкресты».

Еще об одном отличии этого героя романа от библейского правильно сказал Вяч. Вс. Иванов: он «скорее воплощает архетип Дон–Жуана, рождающего детей (иногда его достойных, как Андрей, иногда недостойных и предающих религию отца, как Вася) от нескольких русских женщин». Эта новая роль Антихриста в романе определяется тем, что, будучи не подвластен мечу, голоду и болезни, он оказался подвластен третьей казни Господней - земному прелюбодеянию. В своих земных странствиях Антихрист сожительствует с Марией (она рождает сына Васю Коробкова), с Верой Колосовой (она рождает сына Андрея) и, наконец, со своей приемной дочерью Руфиной–Пелагеей (она рождает уже после земной жизни Антихриста сына Дана). В конце романа Антихрист губит Васю Коробкова как дурное семя за отступничество и антисемитизм.

Роман Ф. Горенштейна, конечно, тенденциозен: по своей этике, межличностным отношениям и отношениям между народами, по своей философии истории это скорее иудейский роман (в плане вероисповедания и мироощущения самого автора и его героя. - А. Г.) с иудейским, а не библейско–христианским антихристом. Но и здесь автор выходит за пределы этого мироощущения, так как само именование Антихриста братом Христа противоречит и иудейству.

Новым в романе Горенштейна является вовлечение в миф об антихристе истории Украины, России, Германии. История этих стран понята как растянувшийся на два десятилетия (1933-1953) апокалипсис, а рождение Руфиной–Пелагеей от Дана–Антихриста сына потенциально говорит о некоем «вечном апокалипсисе», на который обречена Россия (ср. с романами Г. Климова в кн.: Имя мое легион. М., 1993).

Рассмотренный в статье разнородный материал дает основание для вывода: у мифа об антихристе в литературе и в обыденном сознании есть свой исторический ритм - в спокойные эпохи этот миф уходит на периферию сознания и литературы, «распадается» на отдельные детали, мотивы, обытовляется, «охладевает»; в эпохи «смутные», нестабильные он «собирается», входит в центр литературы и сознания, «разогревается» и начинает философствовать о последнем: судьбах человека и народов, стран и целого мира, о смысле национальной и мировой истории, о надвигающемся конце мира. Эсхатологизм мировосприятия современности - знак активного вхождения в нее мифа об антихристе. Кроме этого все три линии мифа об антихристе оказываются исторически открытыми, незавершенными, потому что, во–первых, не завершена история, во–вторых, в Библии миф об антихристе дан сжато, пунктиром (нет его биографии, воспитания, пути к богоборчеству и мн. др.), что дает возможность художнику, философу, историку, богослову и рядовому человеку уточнять, детализировать, дополнять, модернизировать этот миф применительно к современности, т. е. вступить на путь сотворения своего современного мифа об антихристе.

Новый образчик превратного понимания истории древней Церкви в немецкой богословской

4. Упоминания конца седьмого и шестого веков до н.э. а. Иеремия. Пророк Иеремия, пророческое служение которого продолжалось примерно четыре десятилетия - с 626 до 586 гг. до н. э., напомнил царскому дому Иуды и народу, что в субботу им следует воздерживаться от несения нош в

§ 7. Коран в русской литературе Ранние упоминания о Коране на Руси. Россия в силу исторических и географических обстоятельств вобрала в себя многие мировые цивилизации, дав им возможность развиваться и укреплять единство великой страны. Христианский и мусульманский

А. В. Карташев Очерки по истории Русской Церкви Том II Патриарший Период (1586-1700) Введение. Учреждение Патриаршества.Иов - Патриарх (1589-1605 г.). Политическая роль патр. Иова. Религиозная политика Самозванца. Патриарх Игнатий (1605-1606 г.). Царь Василий Иванович Шуйский.

ГЛАВА V. Защита «юридической» теории искупления в русской богословской литературе XX века Рассмотренные в предшествующих главах труды, несмотря на различное решение отдельных вопросов, могут быть объединены по признаку критического отношения к «юридическому»

Религиозное сознание в русской литературе. Крылов Есть пророки, которым дано "истину царям с улыбкой говорить". И. А. Крылов не был таким поэтом-пророком. Он скорее подобен восточному мудрецу, загадывающему людям загадки, чтобы людей этих научить и вразумить. Истину своего

К ИСТОРИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ БИБЛЕИСТИКИ 1. Основные принципы и аспектыБиблейская наука сложилась в России сравнительно поздно и фактически получила развитие лишь в XIX веке. Это связано с особенностями динамики русского богословия, которое в течение долгого времени

Глава XIV РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ Вступление Полезно вновь вспомнить мысль Чехова: "За новыми формами в литературе всегда следуют новые формы жизни (предвозвестники), и потому они бывают так противны консервативному человеческому духу".Но, кажется,

Страница истории русской военной мысли О жизни столь замечательной личности, как военный писатель русского Зарубежья Антон Антонович Керсновский, мы на сегодня знаем, к сожалению, немного.Он родился в Одессе в семье присяжного поверенного Антона Антоновича

П. Милюков

По Апокалипсису, власть антихриста продолжится на земле два с половиною года, т.е. с 1666 по 1669, а затем начнется светопреставление: солнце померкнет, звезды спадут с неба, сгорит земля и, наконец, последняя труба архангела призовет на страшный суд праведных и греш­ных.

[…] Под влиянием подобных страхов, вероятно, по всей русской земле происходили явления, о которых до­шли до нас известия относительно нижегородского края. С осени 1668 года там забросили поля, не пахали и не сеяли; по наступлении рокового 1669 года бросили и избы. Собираясь толпами, люди молились, постились, ка­ялись друг другу в грехах, приобщались св. дарами, ос­вященными до никоновских новшеств, и, приготовив­шись таким образом, с трепетом ожидали архангельской трубы. По старинному поверью, кончина мира должна прийтись ночью, в полночь; и вот, при наступлении ночи, ревнители старого благочестия надевали белые ру­бахи и саваны, ложились в долбленые из цельного де­рева гробы и ждали трубного гласа.

Ночи, однако, проходили за ночами, прошел и весь грозный год, и все страхи и ужасы оказались напрас­ными. Мир стоял по-прежнему, и все так же торжест­вовало в мире никонианство.

Очевидно, что-нибудь да было не так. У оптимистов снова возрождались надежды на торжество правого дела, на восстановление истинной веры в истинной церкви. Пессимисты пересмотрели еще раз книги и пророчества, и нашли в своих старых выкладках ошибку. Все дело в том, что «Книга о вере» считает годы от Рождества Хри­стова, а сатана связан был на тысячу лет в день Христова Воскресения. С этого момента, а не с рождения Христа, и надо вычислять год светопреставления. Стало быть, при­шествие антихриста отодвигается на весь промежуток земной жизни Спасителя, - на 33 года. Он явится, следо­вательно, не в 1666 году, как следовало бы по расчету«Книги о вере», а в 1699. Через два с половиной года, т.е. в 1702 году наступит и кончина мира. […]

На этот раз ожидания были не напрасны: 25 августа 1698 года, т.е. за пять дней до того страшного нового года, в который должен был объявиться антихрист, вер­нулся из заграничного путешествия Петр. Стрельцы за­думали было загородить ему дорогу в Москву и истре­бить его вместе со всеми немцами, но план этот остался неосуществленным. Петр приехал в столицу и, не заез­жая в Кремль, не поклонившись ни Иверской, ни мос­ковским чудотворцам, «к общему удивлению», по словам одного иностранного наблюдателя, проехал прямо в Не­мецкую слободу к Анне Монс. Затем часть ночи он пропировал у Лефорта, а остальную ночь провел не в своем царском дворце, а в гвардейской казарме, в Преобра­женском. Удивление перешло в ужас, когда на следую­щее утро, принимая поздравления с приездом, царь соб­ственноручно обстриг несколько боярских бород. […]

Наступил через пять дней и новый год. Царь, вместо того чтобы, по старому обычаю, присутствовать в этот день на торжественной церемонии в Кремле, принять благословение от патриарха и «здравствовать народ» с новолетием, провел весь день на пиру у Шеина. Шуты его резали последние бороды при громком хохоте при­сутствующих, тогда как у жертв этих шуток скребло на сердце. Затем началась суровая расправа со стрельцами, в которой царь принимал личное участие. Казни чере­довались с пирами.

Всего этого было слишком достаточно, чтобы подтвер­дить уже готовое предположение о том, что царь и есть ожидаемый антихрист. Ясно, - все, что делал царь, дела­лось с той целью, чтобы его не признали и не обличили. К московским святыням царь не пошел, - разумеется, потому, что он знал, - сила Господня не допустила бы его, окаянного, до святого места. Гробам предков он не захотел поклониться и со своими родными не повидался: понятно, ведь они ему чужие и еще, пожалуй, обнаружат его обман. По той же причине он и народу не показался в день новолетия. Могли еще узнать его по предсказанному сроку его появления, - поэтому он изменил хронологию: велел счи­тать годы не от сотворения мира, а от Рождества Христо­ва, и при этом «украл у Бога» целых восемь лет, сосчитавши от сотворения мира до Рождества Христова не 5500 лет, как прежде считали, а 5508 лет. Таким образом, 7208-й год вышел при переводе на новый счет не 1708-м, как бы следовало, а 1700-м. Чтобы еще более запутать счисление, он велел считать новый год с января вместо сентября, за­быв совсем, что в январе мир не мог быть сотворен: в январе яблоки были бы не зрелы и змию нечем было бы искусить Еву. Наконец, и знамение антихриста он принял на себя коварно: он назвал себя «император» и скрыл, таким образом, свое звание под буквой м. Дело в том, что, если выкинуть эту букву и приравнять остальные буквы числам (по славянскому изображению), то в сумме пол­учится ровно 666 - число апокалипсического зверя.

Служители тьмы прекрасно знают — как из своих оккультных источников, так и из пророчеств Библии, — что в Иерусалиме должен быть воздвигнут третий Xрам, и это станет началом просвещения всех народов светом Божественного учения; знают, что затем должна наступить мессианская эпоха, в которую прекратятся войны, и нечистые духи, жаждущие кровопролитий, будут удалены с земли (Исх. 15, 17–16; Зах. 13, 1–2).

Желая противостать этому замыслу Всевышнего, «сыны тьмы» собирают все силы, чтобы победить в последней битве — и вновь разрушить третий Храм сразу после его возведения. Однако им, согласно библейским пророчествам, совершить это не удастся (Ис. 2, 2–3; Иер. 3, 15–18 и др.).

«…И поставлена будет им часть войска, которая осквернит Святилище могущества, и прекратит ежедневную жертву, и поставит мерзость запустения…» (Дан. 11, 31)

Этот стих следовало бы перевести по-другому. Формы глаголов оригинала וחללו ‹вэ-хилелу ́ › , והסירו ‹вэ-hеси ́ ру› , ונתנו ‹вэ-натну ́ › означают соответственно: «чтобы осквернить», «чтобы прекратить [или: „удалить”]», «чтобы дать [поставить]» (в Синодальном переводе — «осквернит», «прекратит», «поставит»). Таким образом, здесь не сказано, что «Святилище могущества» будет действительно разрушено, но только описан замысел этого разрушения. «Часть войска» будет предназначена для осквернения Святилища, но исполнить задуманное враги не смогут (Иез. 38, 17–23; 39, 1–9).

Однако, надеясь направить ход истории в нужное им русло,темные силы начнут обольщать народы, готовя их к последнему сражению:

…И выйдет обольщать Гога и Магога, и собирать их на брань… И вышли на широту земли, и окружили стан святых и город возлюбленный. (Откр. 20, 7–8)

О конечной битве сил тьмы против Иерусалима пророчествует и Захария:

…Вот Я сделаю Иерусалим чашею исступления для всех окрестных народов… А соберутся против него все народы земли. (Зах. 12, 2–3)

Обратим внимание на сказанное здесь об «исступлении», сопряженном с безумными действиями, направленными против Иерусалима, именно «окрестных» (т.е. в наши дни — арабских) народов; но, в то же время, «против него» (Иерусалима) будут и «все народы», населяющие землю.

Существует целый ряд стран, в армиях которых активно распространяются нацистские, антисемитские, антиизраильские, неоязыческие (т.е. антихристианские) и т.п. идеи — теми самыми кругами, которые посвящены в тайну «глубин сатанинских» (Откр. 2, 24).

Часть христиан уже много столетий назад, как известно, поддалась на следующую уловку: их убедили, что Храм в Иерусалиме будет якобы воссоздан для того, чтобы в нем «воссел Антихрист» (ложно толкуемые слова Павла из II Фес. 2, 3–4, где речь идет как раз о владычестве «сына погибели» в номинально-обрядовом, не принявшем сердцем учения Иисуса Христа, «государственном» христианстве). В итоге, такие «христиане» согласны с оружием в руках сражаться против желающих вновь отстроить иерусалимский Храм. Тем самым они изъявляют готовность влиться в воинство настоящего Антихриста, который отнюдь не будет выдавать себя за «иудейского Мессию», но, напротив, поставит себе целью завоевать Израиль и разрушить третий Храм. Этот Антихрист носит имя «Гог» (Иез. 38–39; Дан. 11, 36–45; II Фес. 2, 3–12;Откр. 19, 17–19; 20, 7–9).

Из стиха 31 мы видим, что в восстановленном Храме будут приноситься «ежедневные жертвы»; это соответствует его описанию у Иезекииля (гл. 40–47). Так что в приготовлениях к последней схватке воинств света с силами тьмы вопрос о третьем Храме имеет первостепенное значение.

Служители мрака всячески стараются связать иерусалимский Храм в массовом сознании с абсолютным злом и действиями Антихриста, вводя в заблуждение многих верующих; последние же, в свою очередь, делятся на тех, кто полностью разделяет мнение о «злотворности» желания восстановить Храм, и тех, которые уверяют себя и других в бессмысленности подобного предприятия. К таким верующим в полной мере приложимы слова Писания:

Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою… (Ис. 5, 20)

Таким образом, уже сейчас, в наши дни, готовится та последняя битва, которая описана в ряде мест Библии — и, в том числе,в конце главы 11 Книги Даниила. Привлечение душ на сторону темных сил происходит, увы, постоянно.

«…Поступающих нечестиво против завета он привлечет к себе лестью…» (Дан. 11, 32)

Слово חלקות ‹халако ́ т› буквально значит «гладкости», «льстивые [речи]» (в Синодальном переводе — «лестью»). Недаром говорится, что князь тьмы перед последним сражением «выйдет обольщать народы» (Откр. 20, 7)!

Обманные уговоры, однако, оказывают воздействие только на מרשיעיברית ‹маршие ́ й бэри ́ т› — буквально «злодействующих завета» (можно понять и как «злодействующих против завета»), т.е. на состоящих формально в завете, но при этом служащих злу. Такие люди, преступающие заповеди своего вероучения, но достаточно подробно знающие его, и следовательно, имеющие некоторую (подчас сильную) склонность к мистике, как раз наиболее восприимчивы к обольщениям темных сил, наиболее поддаются их «вербовке».

«Он» в рассматриваемом стихе — это «северный царь» (возможно, в собирательном смысле, т.е. правящие круги «северного царства», заключившие «союз с преисподней» и лестью привлекающие к этому союзу других).

В чем же может выражаться эта «лесть»? Она умеет принимать самые разные формы: от внушения гордыни, связанной с принадлежностью к «высшей расе» (нацизм, расизм), до убеждения обольщаемых в том, что им якобы свойственны особые дарования, дающие им шанс быть принятыми в ряды оккультной таинственной «элиты». Но наиболее действенное обольщение — то самое, пример которого явил змей в Едемском саду:

…Откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло. (Быт. 3, 5)

Обольщение «высшими познаниями», магическим могуществом, «богоподобием» (где «бог» — с маленькой буквы) подразумевает общение с теми, по выражению нацистских эзотериков, «Неведомыми Властителями», которые на поверку оказываются тождественными «мироправителям тьмы» (Еф. 6, 12).

Силы света изберут своих вестников и вдохновят их на борьбу:

«…Но люди, чтущие своего Бога, усилятся и будут действовать…» (Дан. 11, 32)

«Люди» — так переведено עם ‹ам› , «народ». Имеются в виду не отдельные «люди», но народ Божий, именуемый в Писании также «Израиль Божий» (Гал. 6, 16): это те, кого по истине можно назвать עםידעיאלהיו ‹ам йоде ́ й Элоhа ́ в› — «народ, знающий [в Синодальном переводе: «чтущие»] Бога своего».Между «чтить» и «знать» — разница большая, если вспомнить библейский смысл глагола ידע ‹йада ́ › — «познать», указывающий на мистическое соединение познающего с познаваемым, а не просто на «почитание» (Быт. 4, 1; Ос. 2, 19–20).

Глагол ועשו ‹вэ-асу ́ › , «будут действовать», можно перевести и как «сделают», «совершат». Что призван совершить народ Божий в описываемую эпоху? Ангел, возвещающий Даниилу грядущее, подтверждает, что миссия Израиля Божьего будет успешна, и затем описывает признаки «людей, чтущих своего Бога»:

«…И разумные из народа вразумят многих…» (Дан. 11, 33)

Это — подлинные просветители, именуемые משכיליעם ‹маскилей ам›,«вразумляющие народ». Как мы помним, название השכלה ‹ Γ ̃ аскала ́ › , означающее «просвещение», «вразумление», применялось в свое время к совершенно иному течению мысли, которое в отношении духовных вопросов являлось настоящим «затемнением», уводя народ от Бога и служения Ему — и этим навлекая на него страшные кары. Время настоящих религиозных просветителей еще впереди — и в наши дни только начинает заниматься заря этого «великого дня Господня» (Мал. 4, 2)!..

Поскольку говорится именно о «вразумлении», новое религиозное обучение должно быть тесно связано с разумным постижением всего, что открыто давно, открывается ныне и еще откроется нашим потомкам из Священного Писания (ср. Дан. 12, 4).

И здесь одно из главных и почетнейших мест принадлежит правильному истолкованию пророчеств, способному убеждать искателей истины в верности, точности, дивной последовательности и поразительном осуществлении всех предвещаний Божьих. Как раз это может наиболее убедительным образом доказать читающим и слушающим слова пророчеств (Откр.1, 3), что Бог жив и вечен, «близок… ко всем призывающим Его в истине» (Пс.144, 18), «…верен, и нет неправдыв Нем ; Он праведен и истинен» (Втор. 32, 4).

Число истинных верующих в будущем станет не убывать, а возрастать, ибо сказано: «…вразумят многих…» (Дан. 11, 33). «Вразумят» — יבינו ‹йави ́ ну› , от глагола בין ‹бин› — «вникать умом», «разбирать», «познавать [логически]», «изучать». Такое познание требует умственной активности, а обучение — глубокой осведомленности, соединенной с духовной интуицией и умением доступно и вместе с тем вдохновенно излагать смысл Божьих слов:

Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания — тем же Духом… (I Кор. 12, 8)

Таким образом, мы живем в очень ответственное время, ибо близится небывалое религиозное возрождение после глубочайшего упадка предшествующей эпохи!

«…Вразумят многих, хотя будут несколько времени страдать от меча и огня, от плена и грабежа…» (Дан. 11, 33)

«Страдать» — в оригинале ונכשלו ‹вэ -нихшелу ́ › , что значит «будут сбиваемы», «будут [доведены] до падения», «будут сталкиваемы». Жестокие преследования истинных верующих, гонения на них, возбуждаемые властями, преимущественно по наущению идеологов противоположных направлений (религиозными фанатиками или атеистами, за спинами которых почти всегда стоят адепты черной магии), имеют целью отвратить от веры, запугать, заставить изменить своим убеждениям, пресечь проповедь.

<…>

Мы видим, что многим событиям, описанным далее, еще предстоит осуществиться; и посему фанатичные «глашатаи конца», «предвещатели гибели человечества»,«пророки (а точнее, лжепророки) Армагеддона», немалое число которых уже потерпело фиаско за прошедшие годы, постоянно ошибаются в своих предсказаниях…

Почему же, однако, сам Иисус отклонил «хронологические изыскания» апостолов, связанные со временем восстановления царства Израилева (Деян. 1, 6)? Ведь он произнес следующие слова:

…Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,

Но вы… будете мне свидетелями… даже до края земли. (Деян. 1, 7–8)

Ответ очевиден. Ожидание близкого наступления мессианского века вдохновляло тысячи проповедников и мучеников, возвещавших Благую весть странам и народам. Если бы они были оповещены о более чем 2000-летнем грядущем ожидании, о сложнейшей истории развития христианства в течение веков, у многих из них «опустились бы руки»…

Так что Всевышний открывает Свои истины по мере необходимости, сообразуясь с восприятием людей, живущих в разные времена, в несхожих условиях (Ис. 29, 11–12; Дан. 12, 9)…

…В Законе Господа воля его, и о Законе Его размышляет он день и ночь! (Пс. 1, 2),

— и поймем самую суть происходящего с очередным (и последним!) «северным царем»: это — «царь» богоборческий, начисто отвергающий повеления Всевышнего, или, говоря современным языком, некий режим, которому еще предстоит появиться на земле, чтобы вступить в «брань со святыми» (Дан. 7, 21; Откр. 13, 7).

«…И вознесется, и возвеличится выше всякого божества…» (Дан. 11, 36)

Эти слова, несомненно, означают не только и не столько атеизм или отрицание вообще сверхъестественных сил (אל ‹Эль› — «божество», «высшая сила»), но в гораздо большей мере — объявление себя самого выше и «главнее» всякого божества. Данный период истории приковывал к себе провидческий взгляд апостола Павла, который изобразил описанную здесь власть собирательно — в виде «человека греха, сына погибели» (II Фес. 2, 3); последний представлен как

…Противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога. (II Фес. 2, 4)

Заметим, что слова апостола подразумевают превозношение названного «царя» именно над языческими богами или понятиями о сверхъестественных силах: ведь только в язычестве «богом» может быть названо самое разное — от явлений природы до ангелов-покровителей народов, от эгрегора до олицетворенного свойства человеческой психики. Так что в переводе этих слов апостола следовало бы писать «бог» со строчной буквы. Тем более, что за Бога единого, невидимого, никто из людей, обладающих «плотью и кровью», в действительности выдать себя не может.

…Вернемся, однако, к стиху Дан. 11, 36. Чем, каким образом может «превознестись над богами» нечестивый «царь» «северного царства»? Определенно сказать об этом мы не можем, поскольку явление, интересующее нас в данном случае, относится к будущему. Поэтому ограничимся правдоподобными предположениями. По всей видимости, «северный царь» овладеет магическими силами, оккультными знаниями, пока еще непредставимыми для нас по мощи своего воздействия. Такие попытки, как известно, уже предпринимались в тайных лабораториях оккультных обществ нацистской Германии (одно из них — «Ahnenerbe», т.е. «Наследие предков»), да и не только там. Согласно языческим преданиям, боги обладали чудесными свойствами, неизмеримо превосходя людей в управлении силами природы и в творении чудес, хотя во многом сами были человекоподобны. Посему, достигнув невиданного ранее магического могущества, «северный царь» сможет объявить себя превыше этих богов…

«…И о Боге богов станет говорить хульное…» (Дан. 11, 36)

С переводом последнего слова согласиться нельзя: נפלאות ‹нифлаот› означает «чудеса», «нечто из ряда вон выходящее». Сказанное можно трактовать по-разному. Черный маг, захвативший власть (или сообщество магов, изображенное здесь в собирательном смысле как один «царь»), может объявить само понятие о Всевышнем («Боге богов», в оригинале — אלאלים ‹Эль эли ́ м› , буквально «Сила сил», т.е. источник всякого могущества и самого бытия как такового) результатом действий прежних магов, якобы создавших этот образ в умах человечества посредством творимых ими чудес. Уже античными язычниками высказывалось мнение, что Авраам, Моисей и другие пророки были еврейскими магами. Ссылались, в подтверждение этого, на чудеса Моисея перед фараоном, на десять казней египетских и т.д.

С другой стороны, материалисты всегда старались вывести представление о Всевышнем из «чудес», т.е. непонятных для древних людей явлений природы, которые якобы и заставили их «изобрести» всемогущего Бога. Наконец, нацистские богоборцы самого Создателя объявляли«Демиургом — великим магом», который с помощью сверхприродных знаний и умений «захватил в Свои сети», «опутал Своей властью» весь видимый мир.

Вот краткое перечисление «теорий», в рамках которых «северный царь» сможет говорить о Боге богов: «Чудеса!» (буквальный перевод).

«…И будет иметь успех, доколе не совершится гнев: ибо, что предопределено, то исполнится…» (Дан. 11, 36)

Все иудейские комментаторы отмечают, что здесь идет речь о гневе (זעם ‹за ́ ам› ) Всевышнего на Свой народ, Израиль, за отступление от завета (Лев. 26, 28; Втор. 29, 24 и 27–28), что и послужит причиной допущения Им на земле последнего нечестивого царства. Поражение этого царства будет означать и «окончание гнева»(עד־כלהזעם ‹ад-кала ́ за ́ ам› —«до окончания гнева»; в Синодальном переводе — «доколе не совершится гнев»).

«…И о богах отцов своих он не помыслит…» (Дан. 11, 37)

Скорее следовало бы перевести выражение לאיבין ‹ло йави ́ н› как «не поймет», «не уразумеет». Описываемый царь не уразумеет не только деяний Всевышнего, но и власти ангелов - народоправителей, которых чтили его предки. Ибо нечистая сила вместе с крайней гордыней помрачат его «внутреннее око».

«…И ни желания жен, ни даже божества никакого не уважит…» (Дан. 11, 37)

Выражение חמדתנשים ‹хэмда ́ т наши ́ м› означает «желанное женами», «предмет любви жен», «то, к чему жены склонны». Под«женами» подразумеваются, как и в других местах Писания, втом числе в самой Книге Даниила, народы (Дан. 11, 17; Песнь П. 5, 9; 6, 1; Иер. 2, 1; 16, 46). «Предмет любви» этих народов — их ангелы-покровители, чего также «не уразумеет» (לאיבין ‹ло йавин›, в Синодальном переводе — «не уважит») описываемый «царь». Ведь иначе он понял бы, что его восстание против Всевышнего сопряжено с нарушением всех законов духовного мира и представляет собой попытку беззаконного вторжения в невидимую иерархию, а именно — в отношения между ангелами и вверенными им народами (Быт. 11, 6–7). А такой образ действий непременно завершится крахом.

«…Ни даже божества никакого не уважит; ибо возвеличит себя выше всех…» (Дан. 11, 37)

Словами «не уважит» переведено все то же לאיבין ‹ло йави ́ н› — «не уразумеет». В ослеплении своей гордыни «царь» захочет ниспровергнуть всякий духовный авторитет, к какой бы сфере бытия тот ни относился (כל־אלוה ‹коль-Элоаh› — «все Божественное» или «все могучее»).

Духовный предшественник этого «царя», фюрер нацистского Рейха, называл себя не более и не менее, как «психоэнергоцентралью нашей солнечной системы». Его преемник пойдет дальше — и объявит себя уже владыкой не одной планетарной системы, но всей вселенной…

«…Но богу крепостей на месте его будет он воздавать честь…» (Дан. 11, 38)

Удивительное наименование אלוהמעזים ‹Элоа ́ h маузи ́ м› , «божество башен» или «бог укреплений», указывает на сущность, перед которой «царь Севера» все же будет трепетать. Это «божество» занимает своего рода «оборонительную позицию» в мире, скрываясь за стенами каких-то «башен», «укреплений»… В оккультных источниках приводятся данные о «семи башнях сатаны» на земном шаре — это места черных инициаций, где князь тьмы особенно доступен для черных магов высших посвящений, поддерживающих с ним постоянную связь.

В собственном же смысле слово מעוז ‹мао ́ з› образовано от עוז ‹оз› , «сила», и означает концентрацию сил, энергий. Вампирические усилия злых начал по «скоплению», «собиранию» присвоенных ими в течение целых эпох энергий позволили образовать такие «энергетические резервуары», благодаря которым они имеют возможность оставаться на земле и устанавливать общение со своими адептами. При этом последние получают «вампирические подпитки» из тех же источников энергии и особые «обетования» — вплоть до призрачных посулов материального бессмертия. Такого рода подпитки (с возможностью омоложения) и подобные посулы — причина преклонения черных магов перед «богом крепостей» именно на тех местах, где находятся «резервуары энергии».

Слово כנו ‹кано ́ › , означающее «основание его», «место его»,как раз указывает на уже существующие «пункты связи» людей с темными силами — на эти «сакральные» (с обратным знаком) места на земле.

«…И этого бога, которого не знали отцы его, он будет чествовать золотом и серебром, и дорогими камнями, и разными драгоценностями…» (Дан. 11, 38)

В песни Моисея «богами, которых… не знали… и о которых не помышляли отцы ваши» однозначно названы бесы — שדים ‹шеди ́ м› (Втор. 32, 16–17), и они же именуются там זרים ‹зари ́ м› — «чужие», что соответствует слову נכר ‹нэха ́ р› , «чужой», в следующем стихе Книги Даниила (Дан. 11, 39). Роскошные святилища, которые «северный царь» возведет в честь «бога крепостей», будут«почтены» не только материальными ценностями. Слово חמדות ‹хамудо ́ т› , переведенное в Синодальном тексте как «разные драгоценности», означает «желания». Именно концентрацией «желаний», волевых усилий своих адептов и покоренных масс, достигали черные маги, в том числе стоявшие за спинами руководителей Третьего рейха, нужных для себя результатов. Последний «северный царь», по-видимому, добьется в этой области гораздо большего, чем все его предшественники, побуждая своих подчиненных направлять все свои желания на «подпитку» почитаемого им князя тьмы.

«…И устроит твердую крепость с чужим богом…» (Дан. 11, 39)

Более точный перевод: «…И будет делать [это] для укреплений башен [или: „крепостей”] с божеством чужим…» Следовательно, все описанные выше действия и усилия будут сознательно предприниматься «северным царем» ради концентрации еще большейэнергии в упомянутых «башнях» — в качестве подготовки «последнего, решительного боя».

«…Которые призна ́ ют его, тем увеличит почести и даст власть над многими, и землю раздаст в награду…» (Дан. 11, 39)

Приверженцы культа «чужого бога» получат небывалый почет в «северной стране». Это относится к тем, кого призна́ ет своими верными сподвижниками сам «царь Севера», на что указывает слово הכיר ‹hаки ́ р› — «признавать кого-либо», «узнавать» (читается: יכיר ‹йаки ́ р› — «[он] призна́ ет»; в некоторых рукописях и пишется так же). Речь идет об «узнавании» «северным царем» своих соратников по борьбе с силами Света по определенным признакам. Известно, что члены нацистской «арийской элиты» действенно использовали учение о метампсихозе для «узнавания» своих и считали, что уже не в первый раз те же самые души сходятся, чтобы образовать тайное общество «борцов против Демиурга».

Вот этим-то «узнанным своим» северный царь умножит почести и назначит их править (המשילם ‹hимшила ́ м› — «сделает их правящими») большими массами людей. Весьма вероятно, что, по примеру Третьего рейха, будет возрождено рабство, и часть подданных, в него обращаемая, будет объявлена «неполноценными элементами» (глагол משל ‹маша ́ ль› может указывать и на неограниченную власть над большими массами людей).

«…И землю раздаст в награду…» — обращаемые в рабство массы людей «освободят» свои земельные участки для передачи их во владение «элите». Подобное выражение в главе 11 уже встречалось как раз применительно к фюреру нацистов: «…добычу, награбленное имущество и богатство будет расточать своим…» (ст.24). Причем там же подчеркивается, что до описываемого времени никто подобным образом не поступал («…чего не делали отцы его и отцы отцов…»), поскольку такие методы правления применялись впервые (геноцид, «расовый отбор» и т.п.).

«…Под конец же времени сразится с ним царь южный…» (Дан.11, 40)

Здесь описываются финальные события периода, называемого עתקץ ‹эт кец› —«временем конца», о котором мы уже неоднократно говорили. Время этих финальных событий должно совпасть с мистически исчисляемым «пятидесятым годом», «юбилеем» (Лев. 25, 10) <…>

Согласно предписанию Всевышнего, при наступлении юбилейного года прекращаются работы и «…возвращается каждый во владение свое и… в свое племя» (Лев. 25, 10). Вот почему, сообщая о тех же событиях грядущей войны, Бог через пророка Иезекииля вопрошает «северного царя» (приводимый ниже наш перевод несколько отличается от Синодального):

…Разве в тот день, когда народ Мой Израиль будет жить безопасно, ты не будешь об этом знать [תדע ‹тэда ́ › ]? Но ты придешь из места твоего, от пределов севера… (Иез. 38, 14–15)

Как бы дополняя Иезекииля, Даниил сообщает, что причиной войны станет вторжение «южного царя»: он начнет сражаться или спорить (יתנגח ‹йитнага ́ х› — буквально «бодаться», «состязаться») с «царем северным».

В настоящее время, конечно, мы не можем точно знать ни расстановку сил, ни действующих лиц этой грядущей драмы — последней в человеческой истории.

«…И царь северный устремится, как буря, на него с колесницами, всадниками и многочисленными кораблями…» (Дан.11, 40)

Молниеносная война, знаменитый «блицкриг», столь желанный некогда для германских нацистов, в то время осуществится. Из описанного видно, что грандиозные сражения произойдут и на суше, и на море.

«…И нападет на области, наводнит их, и пройдет через них…» (Дан. 11, 40)

Наступление «северного царя» будет повсеместным — «по всей линии фронта» — и грандиозным: вновь употреблен глагол שטף ‹шата ́ ф› — «разливаться потопом» (в Синодальном переводе — «наводнит», ср. ст. 22). Очевидно, война будет не на жизнь, а на смерть. О причинах ее можно догадываться: если к тому времени«южный царь» будет, как и в предыдущие эпохи, представлен миром ислама, то должен наступить роковой час, когда союз между, условно скажем, «оккультным нацизмом» (во всяком случае, в наше время богоборческое черно-магическое учение находит свое наиболее адекватное выражение именно в этом неоязыческом культе) и экстремистским крылом ислама разрушится.

До тех пор, пока «оккультный нацизм» делает вид, что борется против «бездуховности» западной цивилизации, ее «материалистического духа» и т.п., он представляется радикальным исламистам приемлемым союзником. Когда же он полностью «раскроет свои карты», обнажив бескомпромиссно - богоборческую свою сущность («о Боге богов станет говорить хульное» — ст. 36), то обретет в лице «южного царя» самого непримиримого врага, притом еще мстящего за прежний, столь удачный и длительный, обман.

Ведь о многих из таких мусульман можно сказать библейскими словами:

…Имеют ревность по Боге, но не по рассуждению.

…Не разумея праведности Божией и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией… (Римл. 10, 2–3)

Конечно же, об осуществившихся пророчествах рассуждать куда легче, чем о тех, что сбудутся в грядущем. Однако, думается, что поводом к последней войне может стать как раз указанная выше цепь причин…

«…И войдет он в прекраснейшую из земель…» (Дан. 11, 41)

Здесь Святая земля вновь получает название ארץ־הצבי ‹эрец hацви› — «страна красоты» (ср. ст. 16). Из сказанного следует, что «северный царь» вступит в Святую землю как завоеватель. А поскольку во всех христианских толкованиях и преданиях он ассоциируется с «последним Антихристом», данный факт начисто перечеркивает все попытки тенденциозных интерпретаторов (независимо от их древности и авторитетности) представить этого «последнего Антихриста» своего рода «иудейским Мессией», восстанавливающим иерусалимский Храм и благоволящим к иудеям«в ущерб христианам». Ничего такого о нем здесь не сказано, совершенно напротив: он является в Святую землю как враг и захватчик. В то же время, Храм (ст. 45: «прекрасное Святилище») к его приходу будет уже восстановлен.

То же предрекает и Иезекииль о Гоге как страшнейшем последнем враге Израиля (а отнюдь не «восстановителе Храма»!):

…В последние годы ты придешь в землю… собранную из многих народов, на горы Израилевы, которые были в постоянном запустении, но теперь жители ее будут возвращены из народов… ‹…›

…Ты задумаешь злое предприятие

И скажешь: «Поднимусь я на землю неогражденную…

Чтобы произвести грабеж и… наложить руку… на народ, собранный из народов… Иез. 38, 8–12)

Мы видим, что у обоих пророков видения последней войны совпадают, и две картины дополняют друг друга. Однако Иезекииль уточняет, что Гогу не дано будет покорить страну Израиля и что он, едва только вступит в нее, будет поражен свыше (Иез. 38,21–23; 39, 1–5).

«…И многие области пострадают…» (Дан. 11, 41)

Слова «области» в оригинале нет, сказано: ורבתיכשלו ‹вэ-работ йикашелу › — «и многие [слово стоит в женском роде] преткнутся», «и многие упадут». Глагол כשל ‹каша ́ ль› можно понимать и как «соблазняться», «колебаться в вере». Головокружительные победы «северного царя» с его прокламируемым безбожием и крайней жестокостью заставят многие души поколебаться в своем уповании, отойти от веры.

«…И спасутся от руки его только Едом, Моав и большая часть сынов Аммоновых…» (Дан. 11, 41)

Перечисленные земли территориально относятся сейчас к Сирии и Иордании; в какие государственные объединения войдут они к тому времени, сказать трудно. Однако их названия имеют и иносказательный смысл: Моав и Аммон — потомки Лота, племянника Авраама; Едом — земля Исава, брата Иакова (Быт. 20,36–38; 36, 1). Вместе с народом Израиля (Дан. 12, 1) спасутся в те дни все, кто сохранит хотя бы некоторую причастность к священной традиции Авраама — будет состоять со святым патриархом в духовном родстве, которое в рассматриваемом стихе символизируется родством кровным.

Об этом спасительном духовном родстве рассуждает Павел в Послании к Римлянам, утверждая, что прощение беззаконий и «покрытие грехов» связаны с верой Авраамовой, объемлющей не только обрезанных (т.е. непосредственно вступивших в завет Авраамов с Господом), но и многих необрезанных — всех, «…ходящих по следам веры отца нашего Авраама, которуюимел он в необрезании» (Римл. 4, 7–13).

Таким образом, спасение от погибельного безбожия и дерзкого противления Творцу, навязываемых народам «северным царем»,будет даровано каждому, кто сохранит веру во Всевышнего и благоговение перед Ним, к какой бы конфессии он ни принадлежал. К таким верующим относится обещание Иисуса: «…не наложу на вас иного бремени; только то, что имеете, держите, пока приду» (Откр. 2, 24–25).

«…И прострет руку свою на разные страны; не спасется и земля Египетская…» (Дан. 11, 42)

«Рука» царя означает не только физическую, но и духовную власть над покоренными. Египет, один из главных оплотов ислама в течение многих веков, будет сломлен в своей вере и подчинится безбожию «северного царя».

В духовном же смысле Египет означает те религиозные организации, в которых язычество одержало верх над библейской истиной и заместило ее: Египет (מצרים ‹Мицра ́ йим› ) не имеет кровной связи ни с Авраамом, ни с Симом, происходя от Хама (Быт. 10, 6)…

Так последний всплеск нечестивого богоборчества обнажит истинное состояние различный церквей и конфессий и покажет, какие из них сохранили живую связь со Всевышним — единственное спасительное средство против духовной смерти, распространяемой«северным царем», а к каким из них применимы грозные слова Иисуса: «…ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Откр. 3, 1).

«…И завладеет он сокровищами золота и серебра и разными драгоценностями Египта…» (Дан. 11, 43)

Очевидно, подразумеваются не только материальные ресурсы южных стран, которые присвоит «северный царь» (действие, аналогичное описанному в Дан. 11, 8, где его совершает «царь южный»).

Слово מכמן ‹михма ́ н› , как и русское «сокровище», означает «нечто скрытое». Конечной целью богоборческого «царя» будет объединение «энергий», прежде всего — внутренних сил огромных человеческих масс, для противления Создателю (образец чего уже был явлен в оккультных опытах нацистского Рейха). Тайные традиции черной магии южных стран (символизируемые Египтом),а также людские ресурсы завоеванных земель послужат названной цели. В то же время, слово חמדות ‹хамудо ́ т› означает «желания»(в Синодальном переводе — «драгоценности»): как это происходило в эпоху Вавилонской башни (Быт. 11, 1–8), все желания подвластных людей «северный царь», подобно Нимроду (Быт. 10, 8–10),«сольет воедино» для осуществления своих ужасающих замыслов.

Следующее после «сокровищ»слово, זהב ‹заhа ́ в› , означает «золото», но также «излияние», «эманация»; כסף ‹кэ ́ сеф› — «серебро», но также и «желание». Энергию воли, мысли и чувства народов, покоренных не только физически, но и духовно, «царь Севера» будет использовать в своих выступлениях против Всевышнего, влекущих катастрофические последствия.

«…Ливийцы и эфиопляне последуют за ним…» (Дан. 11, 43)

Этноним לבים ‹луви ́ м› означает жителей Северной Африки к западу от Египта (современная Ливия и прилегающие страны), а כשים ‹куши ́ м› — это народы, населяющие тот же континент к югу от Египта (современные Эфиопия, Судан и сопредельные страны).Те же народы упоминаются и у Иезекииля как споспешествующие Гогу в его завоевательном походе против Израиля (Иез. 38, 5), что еще раз указывает на тождественность Гога с последним «северным царем».

На Африканском континенте издавна находятся мощнейшие центры черной магии, уцелевшие в течение тысяч лет вопреки духовным усилиям светлых сил иудейства, христианства и ислама, направленным на уничтожение этих центров. Вот в чем одна из причин неискоренимости язычества, идолопоклонства в целом ряде африканских этносов вплоть до наших дней. Очевидно, именно такие центры «темной инициации» будут активизированы и использованы «северным царем» в его целях.

«…Но слухи с востока и севера встревожат его…» (Дан.11, 44)

Понятие «Восток» в данной главе впервые встречается именно в этом стихе, поскольку до сих пор все время шла речь о противостоянии Севера и Юга. Конечно, о политической обстановке грядущей эпохи «конца» можно говорить лишь в общих чертах. Возможно, восстания против безбожной власти на Востоке и в собственных владениях — в «северной стране» — встревожат последнего тирана.

Но сказанное, несомненно, содержит и иносказательный смысл: מזרח ‹мизра ́ х› означает «воссияние» и обозначает восток как место рассвета (как и в русском языке — от «востекания», т.е.восхождения, солнца). Имея колоссальные оккультные знания и обладая мистической интуицией, «северный царь» узнает или почувствует, что приближается срок его гибели (ст. 45), ибо с «Востока» суждено взойти «Солнцу правды», которое «попалит, как солому»надменных и нечестивых (Мал. 4, 1–2).

«От востока солнца» восходит, согласно Откровению Иоанна (Откр. 7, 2–3), и ангел, «имеющий печать Бога живого», чтобы ею запечатлеть чела верных Его рабов.

Итак, «Восток» — сакральное место появления тех сил света, которые положат конец царству последнего нечестивого царя. В этой системе соответствий и «север» должен пониматься аллегорически (что, как мы сказали, не исключает и буквального противления власти деспота в его собственной вотчине).

Слово צפון ‹цафо ́ н› означает не только «север», но и «нечто сокрытое», «нечто тайное». Из тайных источников узнает тиран о готовящейся для него погибели, а изойдет она из таинственной обители сил Света. Но, как известно, темные силы именно в преддверии неизбежного своего конца особенно лютуют, стараются «погромче хлопнуть дверью»:

«…И выйдет он в величайшей ярости, чтобы истреблять и губить многих…» (Дан. 11, 44)

Так же и германские нацисты, уже будучи сокрушаемы и вытесняемы с захваченных территорий, прилагали особые усилия для того, чтобы снискать благоволение своих «Неведомых Властителей» с помощью массовых человеческих жертвоприношений в лагерях смерти.

«…И раскинет он царские шатры свои между морем и горою преславного Святилища…» (Дан. 11, 45)

В оригинале сказано: אהליאפדנו ‹аhале ́ й ападно ́ › — буквально «шатры круга своего», «покровы округлого чертога своего» (в Синодальном переводе — «царские шатры»).

Если бы речь шла о «царском шатре» на поле боя или в ином месте, то «шатер» упоминался бы в единственном числе. Поэтому весьма вероятно, что здесь говорится о тех самых кумирнях, которые посвящены демоническим сущностям и предназначены для массовых человеческих жертвоприношений. Такого рода капищам часто придавалась округлая форма. Первая часть стиха 45 по смыслу является продолжением конца стиха 44, где как раз и упомянуто намерение северного царя «истреблять и губить многих»,т.е. — отдавать их жизненную энергию «на съедение» своим темным вампирическим покровителям.

«…Между морем и горою…» — в оригинале не «море» (ים ‹йам› ), но ימים ‹йами ́ м› , что может означать и «моря», и «дни», «годы».Но, в то же время, «между морями и горой [Храма]» — понятие географически невозможное: подразумеваться, в связи с Иерусалимом, может одно лишь Средиземное море, а в таком случае множественное число, «моря», неприменимо.

В действительности слово ימים ‹йами ́ м› здесь должно означать «дни», «годы», указывая на эпоху 6000-летнего самовольного, противозаконного развития человечества, которое привело к последнему богопротивному, тираническому правлению. А «гора преславного Святилища» (в оригинале: הר־צבי־קדש ‹hар-цви-Ко ́ деш› — «гора великолепия Храма») — это та самая Храмовая гора Мория, «поворот» к которой всех народов знаменует переход к новой, мессианской, эпохе истории:

И будет в последние дни, гора дома Господня будет поставлена во главу гор… и потекут к ней все народы. (Ис. 2, 2)

Получается, что «покровы круглых чертогов», т.е. кумирни, предназначенные для черномагических кровавых обрядов «северного царя», будут построены «между» прежними временами (ימים ‹йами ́ м› ) противления воле Божьей — и приближающейся эпохой Царства Божьего, когда Храмовая гора возвысится «над всеми горами» (т.е. надо всем, что почитаемо и признается авторитетом).

Переходное время как раз и станет периодом ужасающих выплесков последней злобы черных сил…

«…Но придет к своему концу, и никто не поможет ему…» (Дан. 11, 45)

Конец «северного царя» будет таким, как он описан в Книге Иезекииля:

…Меч каждого человека будет против брата его. (Иез. 38, 21)

Об этой же гибельной междоусобице говорит и пророк Захария:

И будет в тот день: произойдет между ними великое смятение от Господа, так что один схватит руку другого, и поднимется рука его на руку ближнего его. (Зах. 14, 13)

Чем будет вызвана эта гражданская война в рядах споспешников Гога — «северного царя»? Послужат ли ее причиной обстоятельства идеологические, политические или экономические? Об этом нам пока знать не дано.

Грядущая эпоха «последних битв» наступит еще сравнительно не скоро: многие пророчества о предшествующих ей событиях еще не исполнились.

О внезапном всплеске великой ненависти народов, объединенных Гогом, к своему вождю провидчески говорит также и апостол Иоанн в Откровении. Там царство последнего «северного царя» представлено в образе «Вавилона великого», «матери блудницам и мерзостям земным» (Откр. 17, 5):

И десять рогов, которые ты видел на звере, сии возненавидят блудницу, и разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне;

Потому что Бог положил им на сердце — исполнить волю Его… (Откр. 17, 16–17)

Из сказанного следует, что доминирующей причиной великого и всеобщего (всех десяти частей бывшей Римской империи, вновь воссозданной Гогом — «зверем») восстания послужат мотивы религиозные — возмущение против открытого сатанизма, пусть и запоздалое…

«…И никто не поможет ему…» Действительно, никто. Ни Всевышний, против которого «северный царь» открыто восстал, ибо сказано:

Помощь наша — в имени Господа, сотворившего небо и землю. (Пс. 123, 8)

Ни собственные сподвижники, объединившиеся против него. Ни даже темные духовные силы, которым «северный царь» преданно служил.

Дело в том, что эти темные сущности, будучи отчуждены от Всевышнего и почти лишены Его света, сами нуждаются в источниках энергии для поддержания своего существования — и потому-то «вдохновляют» правителей-отступников на их черномагические ритуалы и человеческие жертвоприношения (Втор. 32, 16–17).Однако обманутые ими правители-вампиры полагают, что их «покровители», напротив, сами способны даровать им особое могущество. Эта ложь испокон веков сопровождает все случаи «продажи душ» нечистым силам…

Итак, никто не окажет помощи «северному царю» при его последнем падении:

Падешь ты на горах Израилевых, ты и все полки твои… (Иез.39, 4)

<…>

В этой главе описывается завершение всемирной истории:

«…И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего…» (Дан. 12, 1)

«В то время» — имеется в виду то самое время, которое описано в конце главы 11, т.е. нашествие Гога на землю Израилеву. Как мы знаем, Михаил есть ангел-покровитель Израиля (Дан. 10, 13и 21). Он назван в комментируемом нами стихе העמד ‹hа-оме ́ д› — «стоящим» над (על ‹аль› ) Израилем (народом Даниила), т.е. возлавляющим его по воле Божьей.

Почему же тогда о нем, уже названном «стоящим», опять сказано, что он «восстанет», «будет стоять» — יעמד ‹йаамо ́ д› ?

«…И наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени…» (Дан. 12, 1)

Выражение עתצרה ‹эт цара ́ › следует перевести как «время бедствия» (в Синодальном переводе — «время тяжкое»).

«С тех пор, как существуют люди» — перевод неверный: מהיותגוי ‹ми-h’йо ́ т гой› значит — «с тех пор, как стал народ», или «с тех пор, как он стал народом». Имеется в виду народ Израиля, который назван גוי ‹гой› — «народ» — во многих местах Писания (Быт. 18, 18; 46, 3; Исх. 19, 6; Втор. 26, 5 и др.; перечисленные примеры показывают ложность антисемитского тезиса о том, что слово «гой» якобы прилагается только к иноверцу и иноплеменнику и носит презрительный оттенок).

Итак, бедствие, угрожающее Израилю от нашествия Гога, превзойдет все предыдущие, и для его предотвращения понадобится особое заступничество ангела Михаила…

Но неужели грозящее бедствие может быть страшнее тех истреблений, которые постигали еврейский народ во времена разрушения второго Храма (70год), восстания Бар-Кохбы (132–135годы) — и даже ужаснее Холокоста?! Да, это так. Дело в том, что к моменту нашествия Гога весь народ Израиля будет собран в Святой земле, в то время как в эпохи всех предыдущих катастроф он был рассеян по разным странам, и потому гибель постигала не всех евреев, а лишь оказавшихся в «зонах бедствия».

О Гоге же предсказано следующее:

В последние годы ты придешь в землю, избавленную от меча, собранную из многих народов, на горы Израилевы, которые были в постоянном запустении, но теперь жители ее будут возвращены из народов… (Иез. 38, 8)

Иезекииль также специально подчеркивает, что к тому времени Господь соберет в Святую землю всех без исключения ее сынов:

И узна ́ ют, что Я Господь, Бог их, когда, рассеяв их между народами, опять соберу их в землю их и не оставлю уже там ни одного из них… (Иез. 39, 28)

Вот от этого замышляемого Гогом тотального истребления единственного народа, который открыто воспротивится насаждаемым им безбожию и беззаконию, и защитит Господь Израиля по особому ходатайству «великого князя» — архангела Михаила.

«…Но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге…» (Дан. 12, 1)

Снова неправильный перевод: выражение ימל טעמך ‹йималет амха › означает «спасется народ твой», а не «из народа твоего».Речь идет о полном и окончательном спасении всего народа Израиля «в конце дней», о чем свидетельствует и апостол Павел:«…и так весь Израиль спасется…» (Римл. 11, 26).

Но что же означают слова: «…все, которые найдены будут записанными в книге…»? Об этой книге упоминает пророк Малахия:

…Пред лицем Его пишется памятная книга о боящихся Господа и чтущих имя Его.

И они будут Моими, говорит Господь воинств, собственностью Моею в тот день, который Я соделаю, и буду миловать их… (Мал. 3, 16–17)

Из сказанного здесь следует, что спасены будут все, причисляющие себя к народу Израиля, признающие себя евреями, помнящие имя Господа, чтущие Его и благоговеющие перед Ним. В число их войдут и все праведники из числа народов мира — все истинно верующие из всех монотеистических религий, которые в час великой последней битвы против сил мирового зла отождествят себя с библейской традицией, с Израилем, — все, «боящиеся Господа» (Пс. 21, 24; 113, 19; 117, 4):

Один скажет: «Я Господень», другой назовется именем Иакова; а иной напишет рукою своею: «Я Господень» и прозовется именем Израиля. ה ‹hа› , прилагаемый к слову רבים ‹раби ́ м› — «многих»: имеются в виду те самые «многие», т.е. большинство человечества, которые «пробудятся» от состояния духовной смерти — к жизни вечной (Дан. 12, 2).

Великие просветители народов возвратятся в ту эпоху на землю, дабы руководить своими «ближними по плоти» — вверенными их духовному руководству соплеменниками.

О том, что праведники при наступлении на земле мессианской эры, Царства Божьего, «воссияют», свидетельствует и сам Иисус:

…Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. (Матф. 13, 43)

Для достигающих Земли лучей Солнца, Луны и звезд нет препятствий при безоблачном небе. Так и духовный свет, исходящий от праведников-просветителей (а вернее сказать, изливаемый от Бога через их души на человечество), в мессианскую эпоху не встретит препятствий — в противоположность былым временам, когда этот свет распространялся с величайшим трудом, преодолевая «тьму века сего» (I Иоан. 2, 11).

Не случайно Даниил использует в стихе 12, 3 слово זהר ‹зо ́ hар› — «заря», «рассвет» (родственно русскому «заря», в Синодальном переводе — почему-то «светила»): этим он намекает на рассвет и восхождение «нового дня» — седьмого, Субботнего, тысячелетия:

Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день… (Пс. 89, 5)

Но что же означают выражения «жизнь вечная» и «вечное поругание» — по отношению к состоянию «воскресших», т.е. «пробужденных» от смертного сна неведения (Дан. 12, 2)?

Спасение в мессианскую эпоху будет вечным: «Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать» (Римл. 11, 32).

Здесь апостол утверждает, что как повинны во грехах были «все», т.е. все человечество, так и помилованы будут «все». Бога мы знаем как любящего Отца, «…Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (I Тим. 2, 4). И еще известно, что «…помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (Римл. 9, 16).

Если же Его желание в том, чтобы «всех помиловать» и «всех спасти», о чем свидетельствуют многие места Священного Писания, то поистине этим подтверждается одно из самых выразительных определений Бога во всей Библии:

Бог есть любовь. (I Иоан. 4, 16)

Почему же тогда сказано о «вечном поругании и посрамлении»?

Понятия, переданные в Синодальном переводе как «поругание и посрамление», в оригинале обозначены словами с несколько иным смыслом. Слово חרפות ‹харафо ́ т› означает «уничижения», «хулы», «поношения», а דראון ‹дэрао ́ н› — «отвращение». Итак, некоторые (אלה ‹э ́ ле› — буквально «эти») «пробудятся» для обличений («поношений») своих прошлых беззаконий, притом «поношения» (множественное число), очевидно, относятся ко многим проявлениям их деятельности на земле; результатом же обличений («поношений») станет их «вечное отвращение» (единственное число) к жизни такого рода и оставление ее.

Отвращению народов земли от войн и взаимного истребления предшествует обличение Господне, согласно пророчеству Исаии:

И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала… и не будут более учиться воевать. (Ис. 2, 4)

Как видим, за «обличением» следуют не «вечные муки», но принятие наставления свыше и дальнейшая жизнь в согласии с ним. Эпитет же «вечные» (עולם ‹ола ́ м› ), очевидно, указывает на то, что обличения и последующее отвращение к злу запечатлеются в душах на вечные времена.

Представив Даниилу всю величественную панораму грядущих событий мировой истории, ангел предупреждает его:

«…А ты, Даниил, сокрой слова сии и запечатай книгу сию до последнего времени…» (Дан. 12, 4)

Вопреки, казалось бы, прямому и ясному смыслу этих слов, Книга Даниила была широко известна со времени ее написания и до наших дней. Она вошла в канон Священного Писания, в течение тысяч лет переводилась на множество языков… Очевидно, «сокрытие» ее содержания («слов») заключается в образно-аллегорическом изложении, которое проясняется лишь постепенно, по мере исполнения пророчеств.

Об этом говорит повеление ангела «запечатать» книгу: глагол חתם ‹хата ́ м› может означать не только «запечатание» свитка, с тем чтобы его до определенного срока не раскрывали, но и приложение печати в знак удостоверения истинности текста. В этом последнем значении и употреблен здесь глагол חתם ‹хата ́ м› : осуществление предсказанных событий из века в век призвано подтверждать достоверность Божественного откровения — подобно печати с именем владельца.

<…>

Однако делать какие-либо предсказания — не наша задача. Нам дано лишь «исследовать Писания», что является прямым повелением Иисуса:

Исследуйте Писания… (Иоан. 5, 39)

В течение предыдущих столетий многие, и не раз, пытались на основании пророчеств Даниила предугадать и даже прямо «назначить» сроки наступления мессианской эры, Второго Пришествия и т.п. Велико было их нетерпение, страстно ожидали они эры всеобщего блаженства… Но предсказанное ими не наступало, и не менее велико было всякий раз разочарование их последователей.

Однако сказанное Всевышним незыблемо, верно, истинно на все времена:

…Ибо видение относится еще к определенному времени и говорит о конце и не обманет; и хотя бы и замедлило, жди его, ибо непременно сбудется, не отменится.
גורל ‹гора ́ ль› — также «предназначение», «участь»).Таким словом не может именоваться жизнь бесцельная, лишенная развития, в которой отсутствует духовное восхождение. Но и в период от времени окончания земной жизни и до воскресения из мертвых отнюдь не бездействие, не «сон в гробнице» ожидают Даниила: в том высшем мире, куда он отходит («иди… и упокоишься»), «торжествуют святые» (Пс. 149, 5). И сказано у пророка Исаии:

Праведник умирает…

Он отходит к миру; ходящие прямым путем будут покоиться на ложах своих. (Ис. 57, 1–2)

Да торжествуют святые во славе, да радуются на ложах своих. (Пс. 149, 5)

Ибо выражение קץהימין ‹кец hа-йами ́ н› , «конец дней», может быть понято и как «завершение — [у] десницы [Всевышнего]».Ведь ימין