Что значит ночью все кошки серы. Ночью все кошки серы. Обладают ли они цветным зрением

Главная / Новорожденный

Вечер, столь нетерпеливо ожидаемый Портосом и д"Артаньяном, наконец наступил.

Д"Артаньян, как всегда, явился к миледи около девяти часов. Он застал ее в прекрасном расположении духа; никогда еще она не принимала его так приветливо. Наш гасконец сразу понял, что его записка передана и оказала свое действие.

Вошла Кэтти и подала шербет. Ее госпожа ласково взглянула на нее и улыбнулась ей самой очаровательной своей улыбкой, но бедная девушка была так печальна, что даже не заметила благоволения миледи.

Д"Артаньян смотрел поочередно на этих двух женщин в вынужден был признать в душе, что, создавая их, природа совершила ошибку: знатной даме она дала продажную и низкую душу, а субретке - сердце герцогини.

В десять часов миледи начала проявлять признаки беспокойства, и Д"Артаньян понял, что это значит. Она смотрела на часы, вставала, снова садилась и улыбалась д"Артаньяну с таким видом, который говорил: "Вы, конечно, очень милы, но будете просто очаровательны, если уйдете."

Д"Артаньян встал и взялся за шляпу. Миледи протянула ему руку для поцелуя; молодой человек почувствовал, как она сжала его руку, и понял, что это было сделано не из кокетства, а из чувства благодарности за то, что он уходит.

Она безумно его любит, - прошептал он и вышел.

На этот раз Кэтти не встретила его - ее не было ни в прихожей, ни в коридоре, ни у ворот. Д"Артаньяну пришлось самому разыскать лестницу и маленькую комнатку.

Кэтти сидела, закрыв лицо руками, и плакала.

Она услышала, как вошел Д"Артаньян, но не подняла головы. Молодой человек подошел к ней и взял ее руки в свои; тогда она разрыдалась.

Как и предполагал Д"Артаньян, миледи, получив письмо, в порыве радости обо всем рассказала служанке; потом, в благодарность за то, что на этот раз Кэтти выполнила его поручение так удачно, она подарила ей кошелек.

Войдя в свою комнату, Кэтти бросила кошелек в угол, где он и лежал открытый; три или четыре золотые монеты валялись на ковре подле него.

В ответ на ласковое прикосновение молодого человека бедная девушка подняла голову. Выражение ее лица испугало даже д"Артаньяна; она с умоляющим видом протянула к нему руки, но не осмелилась произнести ни одного слова.

Как ни мало чувствительно было сердце д"Артаньяна, он был растроган этой немой скорбью; однако он слишком твердо держался своих планов, и в особенности последнего плана, чтобы хоть в чем-нибудь изменить намеченный заранее порядок действий. Поэтому он не подал Кэтти никакой надежды на то, что ей удастся поколебать его, а только изобразил ей свой поступок как простой акт мести.

Кстати, эта месть намного облегчалась для него тем обстоятельством, что миледи, желая, как видно, скрыть от своего любовника краску в лице, приказала Кэтти погасить все лампы в доме и даже в своей спальне. Г-н де Вард должен был уйти до наступления утра, все в том же полном мраке.

Через минуту они услышали, что миледи вошла в спальню. Д"Артаньян немедленно бросился в шкаф. Едва успел он укрыться там, как раздался колокольчик.

Кэтти вошла к своей госпоже и закрыла за собой дверь, но перегородка была так тонка, что слышно было почти все, о чем говорили между собой обе женщины.

Миледи, казалось, была вне себя от радости; она без конца заставляла Кэтти повторять мельчайшие подробности мнимого свидания субретки с де Вардом, расспрашивала, как он взял письмо, как писал ответ, каково было выражение его лица, казался ли он по-настоящему влюбленным, и на все эти вопросы бедная Кэтти, вынужденная казаться спокойной, отвечала прерывающимся голосом, грустный оттенок которого остался совершенно не замеченным ее госпожой - счастье эгоистично.

Однако час визита графа приближался, и миледи в самом деле заставила Кэтти погасить свет в спальне, приказав ввести к ней де Варда, как только он придет.

Кэтти не пришлось долго ждать. Едва Д"Артаньян увидел через замочную скважину шкафа, что весь дом погрузился во мрак, он выбежал из своего убежища; это произошло в ту самую минуту, когда Кэтти закрывала дверь из своей комнаты в спальню миледи.

Что там за шум? - спросила миледи.

О, господи, - пролепетала Кэтти, - он даже не мог дождаться того часа, который сам назначил!

Услыхав этот призыв, Д"Артаньян мягко отстранил Кэтти и бросился в спальню.

Нет более мучительной ярости и боли, чем ярость и боль, терзающие душу любовника, который, выдав себя за другого, принимает уверения в любви, обращенные к его счастливому сопернику.

Д"Артаньян оказался в этом мучительном положении, которого он не предвидел: ревность терзала его сердце, и он страдал почти так же сильно, как бедная Кэтти, плакавшая в эту минуту в соседней комнате.

Да, граф, - нежно говорила миледи, сжимая в своих руках его руку, - да, я счастлива любовью, которую ваши взгляды и слова выдавали мне всякий раз, как мы встречались с вами. Я тоже люблю вас. О, завтра, завтра я хочу получить от вас какое-нибудь доказательство того, что вы думаете обо мне! И чтобы вы не забыли меня, - вот, возьмите это.

И, сняв с пальца кольцо, она протянула его д"Артаньяну.

Д"Артаньян вспомнил, что уже видел это кольцо на руке миледи: это был великолепный сапфир в оправе из алмазов.

Первым побуждением д"Артаньяна было вернуть ей кольцо, но миледи не взяла его.

Нет, нет, - сказала она, - оставьте его у себя в знак любви ко мне... К тому же, принимая его, - с волнением в голосе добавила она, - вы, сами того не зная, оказываете мне огромную услугу.

"Эта женщина полна таинственности", - подумал Д"Артаньян.

В эту минуту он почувствовал, что готов сказать миледи всю правду. Он уже открыл рот, чтобы признаться в том, кто он и с какими мстительными намерениями явился сюда, но в эту минуту миледи прибавила:

Бедный мой друг, это чудовище, этот гасконец, чуть было не убил вас!

Чудовищем был он, Д"Артаньян.

Ваши раны все еще причиняют вам боль? - спросила миледи.

Да, сильную боль, - ответил д"Артаньян, не зная хорошенько, что отвечать.

Будьте спокойны, - прошептала миледи, - я отомщу за вас, и моя месть будет жестокой!

"Нет! - подумал д"Артаньян. - Минута откровенности между нами еще не наступила".

Д"Артаньян не сразу пришел в себя после этого короткого диалога, но все помышления о мести, принесенные им сюда, бесследно исчезли. Эта женщина имела над ним поразительную власть, он ненавидел и в то же время боготворил ее; он никогда не думал прежде, что два столь противоречивых чувства могут ужиться в одном сердце и, соединясь вместе, превратиться в какую-то странную, какую-то сатанинскую любовь.

Между тем раздался бой часов, пора было расставаться. Уходя от миледи, д"Артаньян не испытывал ничего, кроме жгучего сожаления о том, что надо ее покинуть, и между страстными поцелуями, которыми они обменялись, было назначено новое свидание - на следующей неделе. Бедная Кэтти надеялась, что ей удастся сказать д"Артаньяну хоть несколько слов, когда он будет проходить через ее комнату, но миледи сама проводила его в темноте и простилась с ним только на лестнице.

Наутро д"Артаньян помчался к Атосу. Он попал в такую странную историю, что нуждался в его совете. Он рассказал ему обо всем; в продолжение рассказа Атос несколько раз хмурил брови.

Ваша миледи, - сказал он, - представляется мне презренным созданием, но все же, обманув ее, вы сделали ошибку: так или иначе, вы нажили страшного врага.

Говоря это, Атос внимательно смотрел на сапфир в оправе из алмазов, заменивший на пальце д"Артаньяна перстень королевы, который теперь бережно хранился в шкатулке.

Вы смотрите на это кольцо? - спросил гасконец, гордясь возможностью похвастать перед друзьями таким богатым подарком.

Да, - сказал Атос, - оно напоминает мне одну фамильную драгоценность.

Прекрасное кольцо, не правда ли? - спросил д"Артаньян.

Великолепное! - отвечал Атос. - Я не думал, что на свете существуют два сапфира такой чистой воды. Должно быть, вы его выменяли на свой алмаз?

Нет, - сказал д"Артаньян, - это подарок моей прекрасной англичанки или, вернее, моей прекрасной француженки, ибо я убежден, что она родилась во Франции, хоть и не спрашивал ее об этом.

Вы получили это кольцо от миледи? - вскричал Атос, и в голосе его почувствовалось сильное волнение.

Вы угадали. Она подарила мне его сегодня ночью.

Покажите-ка мне это кольцо, - сказал Атос.

Вот оно, - ответил д"Артаньян, снимая его с пальца.

Атос внимательно рассмотрел кольцо и сильно побледнел; затем он примерил его на безымянный палец левой руки; оно пришлось как раз впору, словно было заказано на этот палец. Гневное и мстительное выражение омрачило лицо Атоса, обычно столь спокойное.

Не может быть, чтобы это было то самое кольцо, - сказал он. - Каким образом могло оно попасть в руки леди Кларик? И в то же время трудно представить себе, чтобы между двумя кольцами могло быть такое сходство.

Вам знакомо это кольцо? - спросил д"Артаньян.

Мне показалось, что я узнал его, - ответил Атос, - но, должно быть, я ошибся.

И он вернул кольцо д"Артаньяну, не отрывая от него взгляда.

Вот что, д"Артаньян, - сказал он через минуту, - снимите с пальца это кольцо или поверните его камнем внутрь: оно вызывает во мне такие мучительные воспоминания, что иначе я не смогу спокойно разговаривать с вами... Кажется, вы хотели посоветоваться со мной о чем-то, говорили, что не знаете, как поступить... Погодите... покажите-ка мне еще раз этот сапфир. На том, о котором я говорил, должна быть царапина на одной из граней: причиной был один случай.

Д"Артаньян снова снял с пальца кольцо и передал его Атосу.

Атос вздрогнул.

Посмотрите, - сказал он, - ну, не странно ли это?

И он показал д"Артаньяну царапину, о существовании которой только что вспомнил.

Но от кого же вам достался этот сапфир, Атос?

От моей матери, которая, в свою очередь, получила его от мужа. Как я уже сказал вам, это была старинная фамильная драгоценность... и она никогда не должна была уходить из нашей семьи.

И вы... вы продали ее? - нерешительно спросил д"Артаньян.

Нет, - ответил Атос со странной усмешкой. - Я подарил ее в ночь любви, так же, как сегодня ее подарили вам.

Д"Артаньян задумался; душа миледи представилась ему какой-то мрачной бездной.

Он не надел кольцо, а положил его в карман.

Послушайте, - сказал Атос, взяв его за руку, - вы знаете, д"Артаньян, что я люблю вас. Будь у меня сын, я не мог бы любить его больше, чем вас. Поверьте мне: откажитесь от этой женщины! Я не знаю ее, но какой-то внутренний голос говорит мне, что это погибшее создание и что в ней есть нечто роковое.

Вы правы, - ответил д"Артаньян. - Да, я расстанусь с ней. Признаюсь вам, что эта женщина пугает и мена самого.

Хватит ли у вас решимости? - спросил Атос.

Хватит, - ответил д"Артаньян. - И я сделаю это не откладывая.

Хорошо, мой мальчик. Вы поступите правильно, - сказал Атос, пожимая руку гасконцу с почти отеческой нежностью. - Дай бог, чтобы эта женщина, едва успевшая войти в вашу жизнь, не оставила в ней страшного следа.

И Атос кивнул д"Артаньяну, давая ему понять, что он хотел бы остаться наедине со своими мыслями.

Дома д"Артаньян застал ожидавшую его Кэтти. После целого месяца горячки бедняжка изменилась бы не так сильно, как после этой бессонной и мучительной ночи.

Госпожа послала ее к мнимому де Варду. Миледи обезумела от любви, опьянела от счастья; ей хотелось знать, когда любовник подарит ей вторую ночь.

И несчастная Кэтти, вся бледная, дрожа, ждала ответа д"Артаньяна. Атос имел на молодого человека сильное влияние, и теперь, когда его самолюбие и жажда мести были удовлетворены, советы друга, присоединившись к голосу собственного сердца, дали д"Артаньяну силу решиться на разрыв с миледи. Он взял перо и написал следующее:

"Не рассчитывайте, сударыня, на свидание со мной в ближайшие несколько дней; со времени моего выздоровления у меня столько дел подобного рода, что мне пришлось навести в них некоторый порядок. Когда придет ваша очередь, я буду иметь честь сообщить вам об этом.

Целую ваши ручки.

Граф де Вард".

О сапфире не было сказано ни слова. Хотел ли гасконец сохранить у себя оружие против миледи или же - будем откровенны - оставил у себя этот сапфир как последнее средство для приобретения экипировки?

Впрочем, неправильно было бы судить о поступках одной эпохи с точки зрения другой. То, что каждый порядочный человек счел бы для себя позорным в наши дни, казалось тогда простым и вполне естественным, и юноши из лучших семей бывали обычно на содержании у своих любовниц.

Д"Артаньян отдал Кэтти письмо незапечатанным; прочитав его, она сначала ничего не поняла, но потом, прочитав вторично, чуть не обезумела от радости.

Она не могла поверить такому счастью; д"Артаньян вынужден был устно уверить ее в том, о чем говорилось в письме, и, несмотря на опасность, которою угрожал бедной девочке вспыльчивый характер миледи в минуту вручения этого письма, Кэтти побежала на Королевскую площадь со всех ног. Сердце лучшей из женщин безжалостно к страданиям соперницы.

Миледи распечатала письмо с такой же поспешностью, с какой Кэтти принесла его. Однако после первых прочитанных ею слов она смертельно побледнела, потом скомкала бумагу, обернулась к Кэтти, и глаза ее засверкали.

Что это за письмо? - спросила она.

Это ответ, сударыня, - дрожа, ответила Кэтти.

Не может быть! - вскричала миледи. - Не может быть! Дворянин не мог написать женщине такого письма... - И вдруг она вздрогнула. - Боже мой, - прошептала миледи, - неужели он узнал? - И она замолчала.

Она заскрежетала зубами, лицо ее стало пепельно-серым. Она хотела подойти к окну, чтобы вдохнуть свежий воздух, но могла лишь протянуть руку; ноги у нее подкосились, и она упала в кресло.

Кэтти решила, что миледи лишилась чувств, и подбежала, чтобы расстегнуть ей корсаж, но миледи быстро встала.

Что вам нужно? - спросила она. - Как вы смеете прикасаться ко мне!

Я думала, сударыня, что вы лишились чувств, и хотела помочь вам, - ответила служанка, смертельно напуганная страшным выражением, появившимся на лице миледи.

Лишилась чувств! Я! Я! Уж не принимаете ли вы меня за какую-нибудь слабонервную дурочку? Когда меня оскорбляют, я не лишаюсь чувств - я мщу за себя, слышите?

И она знаком приказала Кэтти выйти.

Физик сказал бы: «в темноте все кошки черны», потому что при отсутствии освещения никакие предметы не видны вовсе. Но поговорка имеет в виду не полный мрак, а темноту в обиходном смысле слова, т. е. весьма слабое освещение. Совсем точно поговорка звучит так: ночью все кошки серы. Первоначальный, непереносный смысл поговорки тот, что при недостаточном освещении глаз наш перестает различать окраску – каждая поверхность кажется серой.

Верно ли это? Действительно ли в полутьме и красный флаг и зеленая листва представляются одинаково серыми? Легко убедиться в правильности этого утверждения. Кто в сумерки приглядывался к окраске предметов, тот замечал, конечно, что цветовые различия стираются и все вещи кажутся более или менее темно‑серыми: и красное одеяло, и синие обои, и фиолетовые цветы, и зеленые листья.

«Сквозь опущенные шторы, – читаем мы у Чехова („Письмо“), – сюда не проникали солнечные лучи, было сумеречно, так что все розы в большом букете казались одного цвета».

Точные физические опыты вполне подтверждают это наблюдение. Если окрашенную поверхность освещать слабым белым светом (или белую поверхность – слабым окрашенным светом), постепенно усиливая освещение, то глаз сначала видит просто серый цвет, без какого‑либо цветового оттенка. И лишь когда освещение усиливается до определенной степени, глаз начинает замечать, что поверхность окрашена. Эта степень освещения называется «низшим порогом цветового ощущения».

Итак, буквальный и вполне правильный смысл поговорки (существующей на многих языках) тот, что ниже порога цветового ощущения все предметы кажутся серыми.

Обнаружено, что существует и высший порог цветового ощущения. При чрезвычайно ярком освещении глаз снова перестает различать цветовые оттенки: все окрашенные поверхности одинаково кажутся белыми.

Глава десятая

Звук. Волнообразное движение.

Звук и радиоволны

Звук распространяется примерно в миллион раз медленнее света; а так как скорость радиоволн совпадает со скоростью распространения световых колебаний, то звук в миллион раз медленнее радиосигнала. Отсюда вытекает любопытное следствие, сущность которого выясняется задачей: кто раньше услышит первый аккорд пианиста, посетитель концертного зала, сидящий в 10 метрах от рояля, или радиослушатель у аппарата, принимающий игру пианиста у себя на квартире, в 100 километрах от зала?



Как ни странно, радиослушатель услышит аккорд раньше, чем посетитель концертного зала, хотя первый сидит в 10 000 раз дальше от музыкального инструмента. В самом деле: радиоволны пробегают 100‑километровое расстояние в

100 / 300 000 = 1 / 3 000 секунды

Звук же проходит 10‑метровое расстояние в

10 / 340 = 1 / 34 секунды.

Отсюда видно, что передача звука по радио потребует почти в сто раз меньше времени, чем передача звука через воздух.

Звук и пуля

Когда пассажиры жюль‑вернова снаряда полетели на Луну, они были озадачены тем, что не слышали звука выстрела колоссальной пушки, извергнувшей их из своего жерла. Иначе и быть не могло. Как бы оглушителен ни был грохот, скорость распространения его (как и вообще всякого звука в воздухе) равнялась всего лишь 340 м/сек, снаряд же двигался со скоростью 11 000 м/сек. Понятно, что звук выстрела не мог достичь ушей пассажиров: снаряд обогнал звук.

А как обстоит дело с настоящими снарядами и пулями: движутся ли они быстрее звука или, напротив, звук перегоняет их и предупреждает жертву о приближении смертоносного снаряда?

Современные винтовки сообщают пулям при выстреле скорость, почти втрое большую, чем скорость звука в воздухе, – именно около 900 м в секунду (скорость звука при 0° равна 332 м/сек). Правда, звук распространяется равномерно, пуля же летит, замедляя быстроту своего полета. Однако в течение большей части пути пуля все же движется быстрее звука. Отсюда прямо следует, что если во время перестрелки вы слышите звук выстрела или свист пули, то можете не беспокоиться: эта пуля вас уже миновала. Пуля перегоняет звук выстрела, и если пуля поразит свою жертву, то последняя будет убита раньше, чем звук выстрела, которым послана эта пуля, достигнет ее уха.

Мнимый взрыв

Состязание в скорости между летящим телом и производимым им звуком заставляет нас иногда невольно делать ошибочные заключения, подчас совершенно не отвечающие истинной картине явления.

Любопытный пример представляет болид (или пушечный снаряд), пролетающий высоко над нашей головой. Болиды, проникающие в атмосферу нашей планеты из мирового пространства, обладают огромной скоростью, которая, даже будучи уменьшена сопротивлением атмосферы, все же в десятки раз больше скорости звука.

Прорезая воздух, болиды нередко производят шум, напоминающий гром. Вообразите, что мы находимся в точке C (рис. 152), а вверху над нами по линии AB летит болид. Звук, производимый болидом в точке A, дойдет до нас (в C) только тогда, когда сам болид успеет уже переместиться в точку B; так как болид летит гораздо быстрее звука, то он может успеть дойти до некоторой точки D и отсюда послать нам звук раньше, чем дойдет до нас звук из точки A. Поэтому мы услышим сначала звук из точки D и лишь потом звук из точки A. И так как из точки B звук придет к нам тоже позже, чем из точки D, то где‑то над нашей головой должна быть такая точка K, находясь в которой болид подает свой звуковой сигнал раньше всего. Любители математики могут вычислить положение этой точки, если зададутся определенным отношением скорости болида и звука,

Рисунок 152. Мнимый взрыв болида.

Вот результат: то, что мы услышим, будет вовсе не похоже на то, что мы увидим. Для глаза болид появится прежде всего в точке A и отсюда пролетит по линии AB. Но для уха болид появится прежде всего где‑то над нашей головой в точке K, затем мы услышим в одно время два звука, затихающие по противоположным направлениям – от: K к A и от K к B. Другими словами, мы услышим, как болид словно распался на две части, которые унеслись в противоположные стороны. Между тем в действительности никакого взрыва не происходило. Вот до чего обманчивы могут быть слуховые впечатления! Возможно, что многие засвидетельствованные «очевидцами» взрывы болидов – именно такого рода обманы слуха.

Если бы скорость звука уменьшилась…

Если бы звук распространялся в воздухе не со скоростью 340 м в секунду, а гораздо медленнее, то обманчивые слуховые впечатления наблюдались бы гораздо чаще.

Вообразите, например, что звук пробегает в секунду не 340 м, а, скажем, 340 мм, т. е. движется медленнее пешехода. Сидя в кресле, вы слушаете рассказ вашего знакомого, который имеет привычку говорить, расхаживая взад и вперед по комнате. При обыкновенных обстоятельствах это расхаживание нисколько не мешает вам слушать; но при уменьшенной скорости звука вы ровно ничего не поймете из речи вашего гостя: звуки, прежде произнесенные, будут догонять новые и перемешиваться с ними, – получится путаница звуков, лишенная всякого смысла.

Между прочим, в те моменты, когда гость к вам приближается, звуки его слов будут достигать до вас в обратном порядке: сначала достигнут до вас звуки, только что произнесенные, потом звуки, произнесенные ранее, затем – еще ранее и т. д., потому что произносящий обгоняет свои звуки и находится все время впереди их, продолжая издавать новые. Из всех фраз, произнесенных при подобных условиях, вы могли бы понять разве только ту, которой великовозрастный бурсак некогда изумил юного Карася из «Бурсы» Помяловского:

«Я иду с мечом, судия».

Ночью все кошки серы. Серебристый цвет луны, отражаясь от их шерсти, давал именно этот нейтральный невзрачный цвет. И какой красивой бы ни была кошка, ночью это не имело никакого значения. Но с другой стороны: какой уродливой бы она ни была, ночью она ничем не отличалась от своих белых и пушистых сородичей. Наверно поэтому ты так любишь ночь. Ночью не видно твоего уродства – так ты воспринимаешь свою внешность. Ты никогда не уделяешь внимание ни коже, ни зубам, ни волосам. У тебя просто нет ни времени, ни желания на «эту ерунду». Ведь ночью все кошки серые, а как ты выглядишь днем, тебя не волнует. Ты даже находишь некое извращенное удовольствие от реакции окружающих, вызванной твоим внешним видом. Любовь и уважение тебе не нужны. Думаю, в глубине души, ты все еще считаешь себя недостойным этих искренних чувств. Ты все еще ненавидишь и презираешь себя за одну роковую ошибку, совершенную в далекой юности и ты никогда себя не простишь. А ночью все кошки серые. У них нет прошлого, за которое стыдно. У них нет настоящего, которое не имеет смысла. У них нет будущего, возможное существование которого вообще под вопросом. Ночью они все одинаковые. Ночью все кошки серые, а меня не видно вовсе. В неосвещенной комнате, когда на мне нет одежды, с трудом можно разобрать даже мой силуэт. А в моей спальне никогда не горит свет - ты выключаешь его, когда мы пересекаем ее порог. Когда глаза привыкают к темноте, я могу видеть очертания твоего тела. У тебя настолько бледная кожа, что ее просто невозможно не разглядеть. А вот я сливаюсь с темнотой, и меня ты видеть не можешь. Ты чувствуешь мои прикосновения, но не видишь моих рук. Ты целуешь и ласкаешь меня, но не видишь, какие эмоции, сменяя друг друга, пробегают по моему лицу. Ты не видишь меня и можешь представить на моем месте любого. Наверно, ты так и делаешь. Наверно, поэтому ты трахаешься именно со мной. Я старательно избегаю такого эпитета, как «занятие любовью», потому что ты первый поднимешь меня на смех, если любое словосочетание со словом «любовь» сорвется с моих губ. Поэтому я трахаю тебя молча, до крови кусая губы, избегая даже стонать. Ведь даже мой стон может поведать тебе о моей любви. Я люблю тебя, Северус Снейп. Я жду наших встреч, как преследуемый вампирами путник ждет рассвета, несмотря на то, что после этих встреч я полностью опустошен. Наверно, ты тоже вампир, Снейп. Ты питаешься моим неразделенным чувством и невысказанными словами. И каждый раз я думаю, что это конец, что сейчас ты встанешь, вытрешь полотенцем сперму со своего живота, набросишь на себя мантию, закроешь за собой дверь и больше не придешь. Я так запутался, что даже не знаю, ждать мне этого с радостью или страхом. Но вот наступает очередное собрание на Гриммауд, я по привычке блокирую сознание, воздвигая немыслимые барьеры, прикрывающие доступ в собственный мозг. Но разве тебе есть дело до того, какими магически непробиваемыми являются эти барьеры? Ты просто игнорируешь их неприступность, пронзая их суховатым усталым голосом: «я зайду к тебе вечером». Ты просто ставишь меня в известность, даже не поинтересовавшись, были ли у меня еще какие-либо планы на эту ночь. Ты даже себе не представляешь, насколько меня это злит, ведь я уже давно перестал строить планы на свои вечера. С тех самых пор, как в моей жизни появился ты, никто больше не пересекал порог моей спальни. «Я зайду к тебе вечером». Самые важные слова, которые я слышу. Неважно, что война вот-вот начнется, плевать на резко увеличившуюся популяцию дементоров, ничего не имеет значение. Я солдат, мне ли боятся предстоящих сражений? Важно лишь то, что и сегодня ночью ты придешь. И все снова повторяется: ночь, неосвещенная спальня и два любовника, которые за три года безудержного траха так ни разу не видели друг друга обнаженными. В кромешной тьме значение имеют только ощущения, и я сделаю все возможное, чтобы они были как можно более яркими. Я хочу, чтобы потом при свете дня ты смотрел на отметины на своем теле, и знал, что их оставили мои руки и губы… Едва ты успел произнести: «нокс», я подлетаю к тебе и толкаю на кровать. Ты шипишь, бедром ударившись о ее спинку, но ничего не говоришь. Я даже могу поспорить на тысячу галеонов, что в этот момент твои губы растягиваются в едкой улыбке. Все идет по заведомо написанному сценарию, и ты покорно растягиваешься на кровати. Я провожу рукой вдоль твоего тела, и весь твой скромный гардероб оказывается сжатым в моем кулаке, а потом нетерпеливо выброшенным на пол. Я переворачиваю тебя на спину, и, стиснув твое ушибленное бедро, рывком придаю тебе коленно-локтевое положение. Ты снова шипишь и (еще тысячу на кон) ухмыляешься. Ты никогда не любил предварительные ласки, тебе не нужны были никакие прелюдии. И мое поведение было для тебя привычным – ты сам научил меня любить тебя именно так. Но сегодня я не намерен идти у тебя на поводу. Ты считаешь, что ты не достоин нежности, что тебе она не нужна? Я намерен доказать обратное. Не смотря на сильный «стояк», я поборол первоначальное желание взять тебя грубо и быстро. Не сегодня. Я мягко положил свою ладонь тебе на плечо и помог тебе встать на колени. Пощекотав тебе горло, пробежавшись по нему пальцами, я заставил твою голову откинуться мне на плечо. Твои немытые волосы неприятно касаются моей обнаженной разгоряченной кожи, но я, впрочем, как и всегда, не обращаю на это внимание. Я пропускаю твои волосы сквозь пальцы, а потом подушечками невесомо прикасаюсь к коже твоей головы и начинаю массировать. Мой рот растягивается в улыбке: никогда ты еще не шипел так сладко. Я кладу большой и указательный пальцы на твой подбородок и поворачиваю твою голову на встречу глубокому нежному поцелую. Ты недовольно заерзал, уловив перемену в моем поведении, но я слишком крепко тебя держал, чтобы позволить вырваться. Когда ты перестал дергаться, поняв тщетность своего сопротивления – без палочки, которая вместе с одеждой была сброшена на пол, у тебя не было ни единого шанса справится со мной – я вновь поцеловал тебя, языком раздвигая обижено поджатые губы. В отместку ты слегка прикусил мой язык, но я лишь тихо рассмеялся в ответ: нет, так нет. Оторвавшись от твоих губ, я заскользил ими по шероховатым небритым щекам, языком очертил точеную линию скул, а потом припал ртом к тонкой и невероятно чувствительной коже за ухом. Твое дыхание сбилось, и я счел это своей первой маленькой победой. Не давая тебе время, чтобы опомнится, я провел руками вдоль твоего тела, поглаживая напряженные бедра, впалый живот, выступающие линии ребер. Игриво ущипнул тебя за соски, не забывая при этом целовать и покусывать облюбованное мной твое тайное местечко за ухом, постепенно скользя губами ниже, целуя не менее чувствительные ключицы. И тогда я слышу твой стон. Пусть очень тихий, пусть едва уловимый, но стон. Не в силах сдержаться, я отрываюсь от тебя и, зарывшись носом в твои волосы, тихо смеюсь. А ты в ответ только фыркаешь, но как-то совершенно не озлоблено. Я бы сказал, очень мило фыркаешь…

Этой ночью ты впервые уснул в моей постели. Не быстро поднялся и торопливо оделся, как бывало раньше, а сладко затихал в моих объятиях, восстанавливая дыхание. А потом уснул, так и не оторвав голову от моего плеча. Я лежал почти не дыша, считывая мерные удары твоего сердца и улыбался, как мальчишка, впервые оказавшийся в лавке Зонко. Не знаю сколько я так пролежал, упиваясь своим счастьем, представляя, как ты проснешься в моих объятиях в лучах утреннего солнца, как ты будешь смешно щуриться, а потом мы наконец увидим друг друга… Моим мечтам не суждено было сбыться. Ты внезапно проснулся, резко оторвал голову от моего плеча и некоторое время пребывал в таком положении, видимо собираясь с мыслями и вспоминая, где ты, с кем ты, и как вообще умудрился уснуть. Потом ты быстро поднялся, наспех накинул мантию и, не говоря ни слова, выскользнул из спальни. На следующий день ты не пришел. Как, впрочем, и через неделю, месяц, год... Мне уже никогда не узнать, было ли это вызвано страхом от внезапно обрушившихся на тебя чувств: этой ночью мальчик по имени Драко Малфой впустил в Хогвартс Пожирателей Смерти, а ты убил Альбуса Дамблдора… Ты стал самым презираемым врагом после Волдеморта для всех членов Ордена Феникса. Я бы убил тебя не раздумывая, если бы встретил тебя тогда, в первые дни после убийства Альбуса, но ты был везучим сукиным сыном и умел скрываться. А потом скрываться пришлось мне: Пожиратели захватили власть.

Ночью все кошки серые. Я завел себе любовника, такого же чернокожего как я, такого же хрупкого как ты. Если не включать свет, его не видно и можно представить на его месте любого. Я пытался представлять тебя. Не знаю, как этот фокус проделывал ты, но у меня ничего не выходило. Я скучал по тебе, если можно скучать ненавидя. Я знаю, ты никогда не любил Гарри Поттера. Это было глубоко личное, я никогда не пытался разбираться в природе твоей ненависти. Но чтобы ты не думал об его умственных способностях, в наблюдательности и умении делать правильные выводы ты ему отказать не сможешь. Я был первым, кому Гарри показал твои воспоминания. Чтобы ты ни думал о том, каким Гарри был плохим учеником, но твой первый урок он освоил очень хорошо. Безоар – это универсальное противоядие и оно то и спасло тебе жизнь до прихода колдомедиков. Ты выжил только чудом, а еще потому, что был чертовски упрямым. Сегодня 2 июня. Уже прошел ровно месяц, как мир избавился от Волдеморта. И уже месяц, как ты лежишь в Святом Мунго. Я стал новым министром магии, но, несмотря на катастрофическую нехватку свободного времени, я каждый день навещаю тебя в больнице. Знаешь, а смерть пошла тебе на пользу. Еще никогда ты не выглядел так хорошо: посвежевшим, помолодевшим и не таким суровым. Некое подобие перемирия с Гарри сыграло тут немаловажную роль. Одним демоном, съедавшим тебя изнутри, стало меньше. Я, конечно же, действую тебе на нервы: у тебя уже скулы сводит от моего раскаяния и постоянных нудных извинений, поэтому в определенный момент ты просто затыкаешь меня поцелуем. А потом просишь меня раздеться. Днем. В палате, в которую в любой момент может войти колдомедик или непрошеный посетитель. Но ты хочешь увидеть меня обнаженным… И плевать, что сюда кто-нибудь войдет. Пусть смотрят – не жалко. Главное, что ты тоже увидишь меня. И я стал раздеваться. А твою реплику о том, что стриптиз в исполнении министра магии – это твоя давняя сексуальная фантазия, и что Фадж и Скримджер были настоящими буками, отказав тебе в этом капризе, я пропустил мимо ушей. Ведь на каждую сброшенную мной вещь, ты сбрасывал свою…

Приснится — не проснешься

Ночью все кошки серы — субъективность. В темноте все формы и цвета становятся похожими. Ночь стирает все отличительные признаки. В определенный момент, в определенных обстоятельствах то или иное (мысль, идея, поступок, суждение) кажутся такими («кошки серыми») или наоборот, этакими. Однако в иных ситуациях всё поворачивается на 180 градусов. Тогда («ночью») человеку всё было очевидно («все кошки были серы»), теперь и положение вещей, и взгляды на них поменялась .

Синонимы выражения «ночью все кошки серы»

  • Одним миром мазаны
  • Под одним углом зрения
  • С одинаковым рисунком
  • Одной масти
  • Одного поля ягоды
  • Из одного теста

Аналоги пословицы «ночью все кошки серы»

  • Ночью все лошади вороные
  • Ночью все дороги гладки
  • Когда светильник убран, все женщины одинаковы
  • Ночью все дамы одинаково хороши

Использование поговорки

- «А люди говорят, будто гитлеровцы к тебе захаживали, офицеры… - Это для того, у кого глаза плохи, все кошки серы. Не всякий немец гитлеровец» (Б. Полевой «Глубокий тыл»).
- «Хотите, чтобы я вспомнил вчерашнюю ночь? - Ссориться со мной не надо. Нужный я вам человек, а насчет вчерашнего … Ночыю-то все кошки серы. Померещилось вам» (Ю. Бондарев «Берег»)
- «Вечерком, когда все кошки становятся серы, князь отправлялся подышать чистым воздухом» (Лесков. «Умершее сословье»)
- «Жизнь гораздо лучше, когда отдохнешь, правда, Агнес? Это ночью все кошки серы» (М. Эльденеберг «Опасные иллюзии»)

«Однако час визита графа приближался, и миледи в самом деле заставила Кэтти погасить свет в спальне, приказав ввести к ней де Варда, как только он придет. Кэтти не пришлось долго ждать. Едва д’Артаньян увидел через замочную скважину шкафа, что весь дом погрузился во мрак, он выбежал из своего убежища;
— Что там за шум? — спросила миледи.
— Это я, — отвечал д’Артаньян вполголоса — Я, граф де Вард.
— Что же? — спросила миледи дрожащим голосом — Почему он не входит? Граф, граф, — добавила она, — вы ведь знаете, что я жду вас! —
Услыхав этот призыв, Д’Артаньян … бросился в спальню. Нет более мучительной ярости и боли, чем ярость и боль, терзающие душу любовника, который, выдав себя за другого, принимает уверения в любви, обращенные к его счастливому сопернику»
(А. Дюма «Три мушкетера», часть вторая, глава пятая «Все кошки серы» )

Да, это утверждение может иметь буквальный смысл. Но может относиться не только к кошкам, но и к любым предметам, окружающим человека. И связано это, прежде всего, с физиологией - строение человеческого глаза и способностью (вернее не способностью) видеть в темноте.

Проводились физические опыты, при которых был определен "низший порог цветовых ощущений" глаза человека.
Если в помещении недостаточно освещения, то предметы, находящиеся в нем, теряют для нашего глаза свою окраску. Мы можем видеть только темно-серые очертания, цветовые различия предмета стираются.
Но есть еще и "высший порог" - если освещение довести до максимального, то человеческий глаз может видеть только белый цвет, и все предметы окрашиваются в белый.


  • Первым, кто употребил это выражение, считается древнеримский поэт Овидий.
    "А ещё утверждают, что ночью все кошки серы"

Почему кошки?

Здесь я выскажу только свое субъективное мнение. Мне кажется, что этот зверек употребляется в этой поговорке потому, что он является ночным охотником. Ведь ночь - это время, когда все кошки выбираются на охоту, и пойди пойми в сумерках, чья кошка залезла в хозяйский погреб полакомиться сметанкой.

Интересно.

Представители семейства кошачьих плохо разбираются в цветах, зато все оттенки серого они видят великолепно.



© 2024 rupeek.ru -- Психология и развитие. Начальная школа. Старшие классы